Она уже почти решила наложить вето на идею опрограмме защиты свидетелей, когда из тюрьмы позвонил Марк. Он сказал, чтотолько что прикончил большую пиццу, чувствует себя прекрасно, здесь оченьнеплохо, куда лучше, чем в больнице, и кормят лучше. Он с таким энтузиазмомболтал, что она поняла: он врет. Он сказал, что уже планирует побег и скоробудет на свободе. Они поговорили о Рикки, о сегодняшнем слушании, о завтрашнемслушании, о трейлере. Он сказал, что доверяет Реджи и ее советам, и Дайаннасогласилась, что так лучше. Марк извинился, что не может быть в больнице ипомочь ей с Рикки, и вообще старался казаться вполне взрослым, от чего она едване заплакала. Он еще раз извинился за всю эту кутерьму.

Говорили они недолго. Она не знала, чтосказать ему. Она ничего не могла ему посоветовать как мать и вообще чувствоваласебя полной неудачницей из-за того, что ее одиннадцатилетний сын сидит втюрьме, а она не может его оттуда вытащить. Не может пойти и навестить его. Неможет поговорить с судьей. Она не знала, посоветовать ему все рассказать или,наоборот, молчать, потому что была напугана не меньше него. Она ничего немогла, черт бы все побрал, только лежать на этой узенькой кровати, уставившисьв стену, и молиться, что вот она проснется, и весь этот кошмар кончится.

Было шесть вечера, время местных новостей. Онасмотрела на немого комментатора и надеялась, что этого не случится. Но ждатьпришлось недолго. Унесли два трупа, обнаруженные в котловане, и на экраневозникли черно-белые фотографии Марка и того полицейского, которому она утромдала пощечину. Она включила звук.

Комментатор изложила основные факты о взятииМарка Свея под стражу, всячески избегая называть это арестом, затем перевелакамеру на репортера, стоящего напротив здания центра для несовершеннолетних.Некоторое время он болтал о слушании, о котором не знал абсолютно ничего, изатем сообщил с придыханием, что ребенка, Марка Свея, снова вернули в центр ичто на завтра назначено новое слушание, которое проведет судья Гарри Рузвельт.Затем комментатор сообщила последние данные касательно Марка Свея итрагического самоубийства Джерома Клиффорда. Прокрутила короткую запись похоронв часовне в Новом Орлеане и показала на пару секунд Роя Фолтригга под зонтиком,беседующего с репортером. Затем опять взялась цитировать Слика Мюллера,нагнетая обстановку. Никаких комментариев от полиции Мемфиса, от ФБР, отконторы прокурора США или суда по делам несовершеннолетних. Далее оназаскользила по более тонкому льду, перейдя к сведениям из неназванныхисточников – вроде бы и факты, но в то же время предположения. Когда онанаконец закончила и уступила экран рекламе, любой непосвященный вполне могрешить, что юный Марк Свей пристрелил не только Джерома Клиффорда, но исенатора Бойетта.

Дайанна вконец расстроилась и выключилателевизор. В комнате стало еще темнее. Она уже десять часов не ела ни крошки.Рикки вертелся и что-то мычал, и это вывело ее из себя. Она вылезла из постели,расстроенная из-за Рикки, обозленная на доктора Гринуэя из-за отсутствияпрогресса в лечении, уставшая от больницы и всей обстановки, напоминающейбункер, в ужасе от системы, которая позволяет, чтобы детей бросали в тюрьму, и,кроме того, напуганная бедой, нависшей над Марком, и теми неизвестными, ктосжег их трейлер и кто вполне мог на этом не остановиться. Она закрыла за собойдверь в ванную комнату, села на край ванны и закурила сигарету. Руки у неетряслись, мысли путались. Она чувствовала, что у нее начинается мигрень, а этоозначало, что к полуночи она будет не в состоянии пошевелить рукой. Может,попробовать таблетки?

Она вышвырнула коротенький окурок в унитаз испустила воду. Дайанна дала себе клятву, что будет жить лишь одним днем, но,черт побери, эти дни становились все хуже и хуже. Вряд ли она долго выдержит.

* * *

Барри Нож выбрал этот маленький сырой бар,потому что там было тихо и темно. Он помнил его со своих юных лет, когда былмолодым и тщеславным хулиганом, шлявшимся по улицам Нового Орлеана. Он заходилтуда редко, но, поскольку бар был расположен в глубине Французского квартала,это означало, что он мог припарковаться у Канала, рвануть через толпу туристовна улицах Бурбон и Ройяль, и ни одному агенту ФБР за ним не угнаться.

Он нашел свободный маленький столик в глубине,заказал водку и принялся ждать Гронка.

От поездки в Мемфис его удерживала лишьподписка о невыезде. Чтобы выехать из штата, требовалось разрешение, а у негохватало ума этого разрешения не просить. Трудно было связываться с Гренком:Ножа заела мания преследования. В течение восьми месяцев каждый любопытныйвзгляд казался ему взглядом полицейского. Незнакомец, идущий за ним потротуару, превращался в агента ФБР, прячущегося в темноте. Он был убежден, чтотелефон прослушивался, а “жучки” были установлены у него дома и в машине. Онбоялся открыть рот – ему всюду мерещились спрятанные микрофоны и чувствительныезвукоуловители.

Барри допил водку и заказал еще. Двойную.Гронк опоздал на полчаса. Он с трудом втиснул свое громоздкое тело в кресло вуглу. До потолка он мог дотянуться рукой.

– Милое местечко, – заметил Гронк. – Ну, кактвои дела?

– Порядок. – Барри щелкнул пальцами, инемедленно подошел официант.

– Пиво “Гролш”, – заказал Гронк.

– За тобой был хвост? – спросил Барри.

– Не думаю. Я по всему Кварталу ходил кругами.

– Что там происходит?

– В Мемфисе?

– Нет, в Милуоки, тупица, – улыбнулся Барри. –Как там мальчишка?

– Он в тюрьме, и он молчит. Они его сегодняутром вызывали на что-то вроде слушания в суд для молодых, а потом отправилиснова в тюрьму.

Бармен отнес тяжелый мокрый поднос с пустымипивными кружками на грязную, захламленную кухню, и стоило ему только пересечьпорог, как его остановили два агента ФБР в джинсах. Один показал ему бляху, адругой взял из рук поднос.

– Какого черта? – возмутился бармен,прижимаясь к стене и разглядывая бляху, плавающую в нескольких дюймах от егобольшого носа.

– ФБР. Надо, чтобы вы оказали нам услугу, –попросил специальный агент Шерфф спокойно и по-деловому. Бармен дважды сидел ина свободу вышел меньше чем полгода назад. Он готов был сделать все, чтоугодно.

– Конечно. Все, что скажете.

– Как тебя зовут? – спросил Шерфф.

– Доул. Линк Доул. – У него за последние годыбыло столько разных имен, что он уже начинал путаться.

Агенты подвинулись поближе, и Лини сталбояться, что они на него набросятся.

– Ладно, Линк. Так ты нам поможешь?