Что-то шумит над моей головой, и я вижу, что в сад влетаетворона. Она планирует над Тедди, а потом бесстрашно садится на его бок. Поидее, Тедди должен был вскочить, взметнуться, взлететь и, щелкнув зубами,схватить нахалку за крыло. Но он лежит недвижимо. А ворона поворачивает головуи смотрит прямо мне в глаза. Смотрит и смотрит… Да еще разевает клюв, словнохочет что-то каркнуть. И, честное слово, тот звук, который внезапно долетает доменя, я в первое мгновение принимаю за хриплое, короткое карканье. Но тотчасосознаю, что это – крик. Крик!

Я каменею. Смотрю на ворону, а она – на меня.

Тедди лежит неподвижно. Крик раздается в доме Клоди. Ибезошибочным чутьем загнанного зверя я понимаю, что это значит… Мне надобежать!

Чудится мне, или черные бусинки птичьих глаз смотрят на меняс неописуемым презрением?

Ну, чушь, конечно, это мне мерещится… Ворона тут ни при чем.Зато очень даже при чем моя непокойная совесть. Она подсовывает мне такуюкартинку-воспоминание: как я появляюсь на пороге приемного покоя, а напротивменя стоит человек с пистолетом. В следующую минуту звучит выстрел. Пуля былабы моей, если бы на мгновение раньше Василий не захлопнул дверь, прикрываяменя. И моя пуля досталась ему, он погиб!

Из-за меня уже погиб один человек. И смерть его останетсянеотмщенной, убийца уйдет безнаказанным, если я сейчас сверну в проулок ипродолжу свое паническое бегство… которое, очень вероятно, будет длиться всюмою жизнь – пока ходит по земле мой преследователь. А я, честно сказать, ужепорядком приустала жить в ожидании неминуемой смерти.

– Бобкинс, – жалобно зову я. – Вставай, а? Ну, Тедди! Нувставай!

Он не двигается. Ворона смотрит на меня.

Я обреченно вздыхаю и возвращаюсь вдоль ограды к распахнутойкалитке. Вхожу во двор…

Впрочем, даже если я собралась проявить чудеса храбрости инеблагоразумия, необязательно подниматься по ступенькам крыльца с гордоподнятой головой, словно королева Мария-Антуанетта, идущая на эшафот. Я ведьзнаю, кого встречу там, в доме Клоди. И знаю, как он стреляет. А у меня нетдаже подобия оружия. И рукопашную с ним я вряд ли могу себе позволить. Поэтомунадо быть поосторожней, похитрее!

Я пригибаюсь, прокрадываюсь под открытым окном и осторожноступаю на крыльцо. Дверь нараспашку, и я замираю, прижавшись к косяку. Слышнотяжелое дыхание и всхлипывания. Чуть поворачиваюсь, на миг выглядываю из своегоукрытия – и тотчас отшатываюсь.

Мне вполне достаточно того, что я увидела за одно мгновение!

Клоди полулежит на полу около камина и пытается подняться.Полуседые волосы ее растрепаны, подол очередного индейского балахона задрался.Она безотчетно пытается одернуть платье одной рукой, а другой опирается об пол,но рука подламывается, Клоди снова падает. Лицо ее разбито в кровь.

Человек, который ударил ее с такой беспощадной яростью,стоит ко мне спиной. Но я мельком видела его отражение в темном стекле книжногостеллажа. Этого довольно, чтобы узнать его.

Это он , это снова он !

Я не ошиблась.

Сердце у меня даже не уходит в пятки – оно просто приостанавливается.

– Ты думала, что можешь говорить мне такие вещи – и тебе заэто ничего не будет?

Это его голос. Он говорит по-французски убого, неправильно,с ужасным рыканьем вместо грассирования, но вполне понятно. Ах да, ведьМаксвелл говорил, что он проходил подготовку в лагере на территории Франции.Небось там и нахватался.

Воспоминание о Максвелле, запертом в студеном погребе,ударяет по сердцу так, что оно снова начинает лихорадочно сжиматься, дергаться,трепыхаться. Мучительно больно…

– Ты думаешь, я посмотрю на то, что ты женщина? Когдасуешься в сугубо мужские игры, не стоит ожидать снисхождения к своему полу.

Такое ощущение, что он говорит это мне. Меня предупреждает.

– Мне даже пулю на тебя тратить не нужно. Я тебе голымируками шею сверну!

Не сомневаюсь…

– За что? – с ненавистью восклицает Клоди. – Я ничего незнаю, говорю тебе! Я ничего не нашла!

С трудом вспоминаю, что все угрозы адресовались все же немне, а Клоди.

Так, интересно. Чего она не знала? Чего не нашла?

– Врешь. Я тебе не верю. Лора сообщила мне, что ты вызвалаее сюда, а просто так ты бы этого не сделала.

Лора? Ну и при чем тут она?

– Лора? – недоверчиво переспрашивает Клоди. – Лора тебесообщила? Когда?

– Она мне позвонила в ночь на двадцать второе, уже с дороги.Она спешно выехала в Мулен по твоему звонку.

Я вспоминаю лунную ночь, красное, косматое свечение Марса наюго-западе и машину, которая осторожно, почти не рокоча мотором, въехала наплощадь перед мэрией. Из машины вышла женщина, перебежала площадь и… Куда онанаправилась дальше?

Значит, то была Лора. Но если час назад я бы не сомневалась,что она пошла к Жани, то теперь появился и другой вариант ответа. Лора,оказывается, могла отправиться к Клоди.

Зачем?

Хороший вопрос. Такой же хороший, как и вот такой, кпримеру: почему Клоди и этот бандит-чечени – как его там… а, Иса –разговаривают, будто старые знакомые?

Снова осторожно заглядываю в дом.

– Ну, откуда мне знать, что имела в виду Лора? – раздраженновыкрикивает между тем Клоди. Ей наконец-то удалось подняться. Она достает изкармана платок и начинает промокать разбитый рот. – Позови ее, пусть она примне все скажет. Мне надо умыться, мне надо обработать это… твое рукомесло!

– Переживешь, – равнодушно взмахивает рукой Иса, и я вижу вего руке пистолет. – Я не знаю, где Лора. Она сказала, что будет ждать меня вМулене, но ее почему-то здесь нет. И ее портабль не отвечает.

Я-то знаю, где Лора и почему не отвечает ее портабль… АКлоди? Что думает на сей счет Клоди? Может быть, убийство Лоры – дело рук неЖани, а Клоди?

Нет, вряд ли. Даже если той ночной посетительницей былаЛора, то Клоди утром куда-то там уехала, в Бордо или Дижон, толком не помню. АЛора в это время была живехонька. Я видела ее на балконе отеля «Пуле д'ор»,потом она обогнала меня в своем красном «Рено»…