– Не знаю, – пробормотал он, – я был вкомандировке, меня в Москве не было.

Медсестра набрала в пипетку раствор и сунула малышу в рот.Родислав вышел с Денисом на руках в коридор. Перепуганный процедурой инезнакомыми людьми, мальчик расплакался и срыгнул, испачкав отцу пиджак наплече. Родислав брезгливо поморщился и даже не подумал о том, что ребеноксрыгнул вакцину и надо бы вернуться и повторить прививку, он быстрым шагомнаправлялся к выходу, думая только о том, как бы поскорее покончить с тягостнойобязанностью такого ненужного ему отцовства.

Вечером он рассказывал об этом Любе и заново переживал исвое отвращение к Лизиному жилью, и негодование в адрес нерадивой матери, ижалость к маленькому, никому не нужному комочку плоти, который был его роднымсыном. Дениска – его плоть и кровь, его семя, и это слабое, беззащитное существоживет без материнской любви и заботы. К Даше ничего подобного Родислав неиспытывал, дочь была для него капризным, злобным ребенком, от которого неприходится ждать никаких положительных эмоций. Но Денис, с какой-то недетскойтревогой глядящий на каждого, кто подходит к его кроватке, и с благодарнойулыбкой принимающий любые знаки внимания, вызвал в Родиславе ранее незнакомоещемящее чувство, от которого щипало в глазах. Ах, если бы можно было забратьмальчика у Лизы и растить его вместе с Любой! Но это невозможно, потому чтоневозможно объяснить появление Дениса никому – ни Николаю Дмитриевичу, ни КлареСтепановне, ни детям, ни друзьям. Невозможно признаться в том, что много летжил двойной жизнью, в результате которой появились на свет двое детишек. Невозможнопризнаться в том, что идеальный брак, которым так гордятся мать Родислава и еготесть и которым искренне восхищаются друзья, знакомые и сослуживцы – все те,кто бывает в доме Романовых, что этот брак – не более чем фикция, иллюзия,обман, а они с Любой – лжецы и лицемеры. Нет, это решительно невозможно.

Всю ночь Родиславу снились глазки маленького сына, какимиони были в тот момент, когда отец после поликлиники снова укладывал его вкроватку. В них была печаль и, как показалось Родиславу, безмолвный призыв: «Небросай меня. Не уходи». Он просыпался, испытывая ненависть к самому себе, ивспоминал Лизу, пьяную, растрепанную, неряшливую. Как он мог умирать от любви кней? Сейчас ему казалось, что все это произошло не с ним.

Рядом спала Люба, и Родислав испытал давно забытое желаниеобнять ее и прижать к себе, как он делал это много лет назад. Искушение быловелико, его даже в жар бросило, он уже потянулся было к жене, но остановился.Нельзя. У них договор, будь он трижды проклят. Любе будет неприятно, если онпредпримет попытку близости после того, как семь лет спал с другой женщиной,буквально теряя человеческий облик от ненасытного желания. Сейчас, после всегослучившегося, предложить жене возобновить интимные отношения было быравносильно надругательству над всем тем хорошим, добрым и теплым, чтосвязывало их уже больше двадцати лет. Во всяком случае, так это виделосьРодиславу. С этими мыслями он и уснул.

После ухода Родислава Лиза несколько дней билась в рыданиях,а потом внезапно обнаружила, что ей стало легче. Легче и проще. Не нужноготовить для взрослого мужчины, не нужно ежедневно стирать его сорочки, носки ибелье, не нужно гладить эти самые сорочки и отпаривать брюки, можно не убиратьи не поддерживать чистоту в квартире и при этом не слышать постоянных намековна то, что она – плохая хозяйка, и не чувствовать, что ее сравнивают с той,другой. С Любой. Даша в детском саду на пятидневке, и можно покормить Денисаготовой детской смесью, себе сварить пару сосисок или сделать бутерброд и не забиватьголову всякой ерундой.

Она больше не хотела замуж за Родислава, свобода почтипьянила ее, но именно почти, потому что были дети. Дети, которых Лиза родила содной-единственной целью – привязать Родислава к себе – и которые ей самой былисовсем не нужны. Как было бы хорошо без них! Но они уже были, и с ними надобыло что-то делать, как-то их растить. «Дура! – твердила она самасебе. – Какая же я дура! Идиотка! Зачем я их рожала? Почему я так хотелазамуж? Что хорошего в этом замужестве? Одни хлопоты, заботы и неудобства, ибольше ничего. Нет, наверное, семейная жизнь – это неплохо, если есть большаяудобная квартира, если у мужа хорошая зарплата и рядом много бабушек и тетушек,которые будут помогать с детьми. Тогда и рожать можно. А так… Зачем мне Родислав?Для чего я потратила столько лет на то, чтобы женить его на себе? Все равно егомама уехала в другой город, моя мама тоже не может мне помогать, и с квартиройон ничего не смог бы решить, так и толклись бы вчетвером в двух крошечныхкомнатушках, из которых одна проходная, а другая – запроходная. Господи, о чемя только думала? И что теперь со мной будет? Одна, с двумя детьми – я никому небуду нужна. Мне уже никогда не устроить свою жизнь, так и останусьматерью-одиночкой с маленькой зарплатой и двумя жалкими детскими пособиями. Гдебыла моя голова? О чем я думала? Дура!!!»

Лиза начала сперва попивать, потом пить, приглашала в гостиподруг и просто знакомых, затем, после того, как ей надоело выслушивать от нихсоветы бросить увлечение алкоголем, стала приводить собутыльников, как женщин,так и мужчин. Она могла пить несколько дней, потом брать себя в руки иисступленно заниматься детьми, потом все повторялось сначала. Привлекательнаявнешность быстро блекла, роскошные черные кудри выглядели непромытой паклей,темные яркие глаза делались красными и опухшими, нежное лицо покрывалосьпятнами и словно бы усыхало, отчего нос казался длиннее и острее и напоминалклюв недоброй хищной птицы. Даже стройная и легкая фигурка, на которой последвух беременностей не осталось ни грамма лишнего жира, становилась с каждыммесяцем все более неаппетитной и какой-то нескладной. Лиза дурнела на глазах.

Но она этого не замечала и никак не могла примириться с тем,что Родислав больше не хочет ее. Она не могла понять, как это так: только чтоони спали вместе, и он горел желанием, и все было отлично, а теперь в одночасьевсе прекратилось, он просто приносит деньги и даже не смотрит на нее. Лиза ужене помнила, как редко бывала между ними близость в тот месяц, что они прожили вместе,потому что Родислав все время беспокоился о Николаше, не спал до середины ночи,а потом, обессиленный, проваливался в сон. Она помнила только то чудесноевремя, когда он весь пылал и начинал раздеваться, едва переступив порог. Еебесило равнодушие бывшего любовника, она каждый раз пыталась егоспровоцировать, то лукавой игривостью, если была трезва, то неприкрытойпохотливостью, если его визит приходился на период загула. И когда ничего неполучалось, она впадала в ярость и начинала осыпать Родислава оскорблениями иобвинениями, как вполне заслуженными, так и совершенно абсурдными.

– Конечно, иди-иди, вали к своей Любочке, к своемувечно пьяному Коленьке, к своей доченьке, которую нельзя волновать, а то не дайбог у нее температура поднимется! Вали! Мы тут без тебя не пропадем! Мы ужкак-нибудь выкарабкаемся. И подачки свои грошовые можешь больше не приносить,без них обойдемся! Что, героем себя чувствуешь? Попользовался моей молодостью икрасотой, пока они были, а теперь я уже не нужна, да? Брезгуешь дажеприкоснуться ко мне? Теперь у тебя Любочка – самая лучшая, а ты уже забыл, какона тебе вообще не нужна была, как ты рвался ко мне, как прожить без меня двухчасов не мог? Забыл, да? А теперь, когда я всем для тебя пожертвовала, двоихдетей тебе родила, карьеру не сделала, – теперь я тебе не нужна. Нуконечно, все правильно! Поматросил и бросил. Все вы, мужики, сволочи, всем вамтолько одно от нас нужно, а как свое получите – так сразу в кусты. Иди-иди,тебя здесь никто не держит. И не смей больше появляться в моем доме.