Двух зарплат катастрофически не хватало. Родислав получалтриста, Люба – сто пятьдесят, и это были если не огромные, то очень и оченьприличные деньги, если бы они тратились только внутри семьи Романовых. Однакозавтраки на четверых, обеды на двоих, ужины на шестерых, карманные деньги дляРодислава и Лели, репетиторы для Ларисы, «единый» проездной для Любы, плата заквартиру и электричество – все это съедало триста рублей, то есть всю зарплатуРодика. Из оставшихся ста пятидесяти рублей сто отдавались Лизе, которая сноване работала и собиралась до года сидеть с Денисом. Хорошо еще, что Николашаникогда не просил денег, ни на одежду, ни на карманные расходы, он продолжалиграть, и у него всегда были свои деньги. Несколько раз он пытался предложитьматери вносить свой вклад в семейный бюджет, но Люба отказывалась, она дажепредставить себе не могла, как возьмет в руки деньги столь сомнительногопроисхождения, деньги, которые могут довести ее сына до беды. Конечно, соблазнбыл велик, ведь эти деньги были бы совсем не лишними, но Люба устояла. Одежду дляКоли покупать не надо, но кушал он очень даже хорошо. Люба экономила на себе,на работе не обедала, брала из дома пару бутербродов или что-нибудь из выпечки,по нескольку раз зашивала порвавшиеся колготки, вместо того чтобы купить новые,пользовалась дешевой отечественной косметикой, но это мало помогало исправитьфинансовую ситуацию. Бензин, бытовая химия, зубная паста, мыло, шампунь,лекарства, не говоря уж о книгах, журналах и газетах, одежде и обуви, подаркахи сладостях, – все это и многое другое Люба должна была ухитрятьсяпокупать на жалкие пятьдесят рублей в месяц. При таком раскладе внезапнообразовавшиеся два рубля казались ей настоящим сокровищем.

К реальности ее вернул звонок Аэллы.

– Любаня, мне сейчас позвонили, есть возможность купитьвидеомагнитофон «Электроника ВМ12». Тысяча двести рублей. Я завтра еду за ним.Поедешь со мной?

– Да ты с ума сошла! – рассмеялась Люба. –Зачем мне видеомагнитофон?

– Как зачем? Будешь дома кино смотреть, какое захочешьи когда захочешь. У меня есть хорошие каналы, любые фильмы достанут, хоть«Крестного отца», хоть «Эмманюэль». Ну что, берешь?

– Конечно, нет. Откуда у меня такие деньги?

– Слушай, куда ты их деваешь? Солишь, что ли? –удивилась Аэлла. – У тебя же Родька хорошо получает, и у тебя без конца топремии, то прогрессивки.

Это было правдой, завод, на котором трудилась Люба, былбогатым и поощрения своим сотрудникам выплачивал исправно, но все эти деньгиуходили на то, чтобы одеть быстро растущую Лелю, что-то прикупить для Ларисы иотложить хоть немного в заветные конвертики, в которых Люба копила деньги наобновки для себя и Родислава и на покупки, необходимые для дома, вроденеисправного утюга или новой стиральной машины. А сколько еще нужно на ремонтавтомобиля?! Он, конечно, ездил, но с каждым годом требовал все большихвложений: то одно полетит, то другое.

– Не знаю, Аэлла, – покривила душой Люба. –Наверное, я плохая хозяйка, транжирю много. Все деньги уходят как в прорву,ничего скопить не удается.

– Ну ладно, магнитофон – это действительнодорого, – согласилась Аэлла. – Но вельветовый пиджак Родьке своему тыможешь купить? Мне предложили, и я сразу о тебе вспомнила. Французский, иотносительно недорого, всего двести восемьдесят просят. И, кстати, для тебяесть прелестный костюмчик, короткий пиджачок в талию, широкая юбка – ну, тысама знаешь, это сейчас модно. Итальянский, за двести пятьдесят. Возьмешь? Онвсего один, и как раз твой размерчик. Бери, Любка, не думай, если бы был мойразмер – я бы сразу отхватила. Классная вещь!

– Спасибо, Аэллочка, не нужно. У меня и в самом деленет денег.

– Да ладно тебе! Возьми у меня в долг, потом отдашь. Нужалко же, если такие вещи достанутся кому-то другому. Родьке пиджак оченьпойдет. И тебе костюм будет в самый раз. Бери, Любаня.

Люба мысленно представила себе Родислава в вельветовомфранцузском пиджаке. Высокий, широкоплечий, красивый, с густыми, хорошоподстриженными волосами, он будет великолепно смотреться. Но в заветномконвертике «для обновок» лежало всего сорок три рубля. Какой уж там пиджак!

Мысль о хорошей стрижке Родислава заставила Любу вспомнить отом, что она давно уже не была в парикмахерской. Если бы ее сейчас увиделаТамара, она пришла бы в ужас. Но парикмахерская – это два рубля. А где ихвзять? С другой стороны, парикмахерская – это как раз два рубля, которыеостанутся у Любы после всех первоочередных покупок. Может быть, вместо фруктовдля детей привести в порядок голову?

Ей стало смешно. Какая голова, какая прическа, когда вбюджете дыра на дыре! Лучше уж на утюг отложить.

Через пару дней Люба весело рассказала Родиславу о звонкеАэллы. Тот слушал жену и мрачнел на глазах.

– Ты что, Родинька? – удивилась Люба. – Тырасстроился из-за магнитофона? Тебе так хочется его иметь?

– Я из-за другого расстроился. Любаша, ведь это всеиз-за меня, из-за моей глупости.

– Ты о чем?

– Да обо всем! Если бы я не влюбился в Лизу, ничегоэтого не было бы. Мы не должны были бы содержать ее и детей, и нам не пришлосьбы тащить на себе Ларису и Татьяну Федоровну. Любаша, я так виноват передтобой, так виноват… И перед тобой, и перед детьми. И я не знаю, как теперь всеисправить.

Он заводил этот разговор уже не впервые, и Любе всякий разудавалось убедить мужа, что его вина не так уж велика и в общем-то то, что онсделал, вполне можно простить, потому что это не такой уж большой грех. Ну всамом деле, что делать человеку, если его, как снежная лавина, внезапнонакрывает любовь? Причем любовь такая, какую он до той поры не испытывал. Родикже не виноват, что у Любы такой сложный отец: с одной стороны, он занимаетвысокий пост и может повлиять на карьеру зятя, а с другой стороны, у негожесткий и непримиримый характер. Если бы не Николай Дмитриевич, Родислав мог быспокойно развестись с Любой, жениться на Лизе и растить вместе с ней их общихдетей. И не было бы необходимости скрывать ото всех, что он не ночует дома, ине было бы этой жуткой истории со встреченным на лестнице убийцей и невинноосужденным Геннадием Ревенко. Все было бы совсем иначе, если бы не генералГоловин. Но никто ведь не виноват в том, что отец Любы такой, какой он есть,значит, и во всей этой истории никто не виноват, в том числе и сам Родислав.

Все это с различными, но весьма незначительными вариациямиЛюба говорила каждый раз, когда на Родислава накатывал приступ самобичевания, икаждый раз он внимательно слушал ее, кивал, соглашался, и в конечном итоге емустановилось легче. Повторила она свои доводы и сейчас. Она готова былапридумать оправдания чему угодно, лишь бы он, как в этот момент, смотрел на неес теплотой и благодарностью. Люба не была уверена в том, что муж ей верит, ноодно она знала совершенно точно: ему необходимо слышать те слова, которые онапроизносит. Иначе он перестанет уважать себя, погрузится в самообвинения исломается. Она жалела Родислава и сочувствовала ему, она готова была на все,только бы он улыбался и был счастлив.