– Анита Блейк и Ларри Киркланд к сержанту Сторру.

Полисмен поморщился на мою карточку.

– Я должен спросить, пропускать ли вас.

Я вздохнула:

– Ладно, мы подождем.

Полисмен пошел искать Дольфа, а мы ждали.

– А раньше ты с ними ругалась, – сказал Ларри.

Я пожала плечами:

– Они просто делают свою работу.

– И с каких пор это мешает тебе спускать на них собак?

Я повернулась – Ларри улыбался. Это спасло его от резкойответной реплики, готовой сорваться у меня с губ. К тому же было приятновидеть, что Ларри вообще сегодня способен улыбаться.

– Мягчаю помаленьку. А что?

Улыбочка расплылась совсем до ушей – говноедская улыбка, каксказал бы мой дядя. У него был такой вид, будто сейчас он скажет что-то оченьсмешное. Я могла поспорить, что не стану смеяться.

– Это любовь с Жан-Клодом тебя смягчает или просторегулярный секс?

Я улыбнулась ласково и приветливо:

– Кстати о регулярном сексе, как поживает детективТамми?

Он покраснел первым. Я была довольна.

А полисмен, который пошел выяснять, направлялся к нам, ведяна буксире детектива Тамми Рейнольдс. Нет, жизнь мне нравилась.

– Ручаюсь, это твоя конфетка идет, – сказала я.

Тут и Ларри ее увидел. Лицо его стало совершенно пунцовым,краснее даже волос. Синие глаза вытаращились от усилия, которого требовал вдох.Хорошо хоть сажу он уже стер, иначе лицо было бы похоже на свежий синяк.

– Анита, ты же не будешь, ладно? Тамми не любит, когдаее дразнят.

– А кто любит?

– Извини, – заговорил Ларри быстро, пока они к намне подошли. – Я прошу прощения. Я больше никогда не буду. Только неконфузь меня перед Тамми.

– Разве я на это способна?

– Запросто, – ответил он. – Анита, прошутебя, не надо.

Полисмен и Тамми были уже почти у машины.

– Ты меня не подначивай, и я тебя тоже не буду, –шепнула я.

– Договорились, – шепнул он в ответ.

Я опустила окно и улыбнулась:

– Детектив Рейнольдс, как я рада вас видеть!

Рейнольдс чуть сдвинула брови, потому что редко я бываларада видеть ее. Она была колдуньей и первым полицейским детективом с талантом вобласти противоестественных явлений, выходящим за пределы простойэкстрасенсорики. Но она была молодой, талантливой, сияющей и старалась со мнойподружиться – старалась чуть-чуть излишне. Она была просто очаро-о-ована тем,что я умею поднимать мертвых. Она хотела знать про это все-все. Никогда ни однаколдунья не заставляла меня чувствовать себя таким паранормальным уродом.Обычно ведьмы лучше умеют читать в чужой душе. Может, дело было в том, что Рейнольдсбыла ведьмой-христианкой и состояла в объединении Идущие по Пути. Секта корнямивосходила к гностикам, которые приветствовали почти любые магическиеспособности. Они были практически истреблены во времена инквизиции, посколькуих убеждения не позволяли им прятать свой свет от мира, но все же сохранились.Фанатики это умеют.

Рейнольдс была высокой, стройной, прямые каштановые волосырассыпались по плечам, а глаза ее я бы назвала светло-карими, если бы она самане называла их зелеными. Серо-зеленые глаза с широкой карей полосой вокругзрачков. Она старалась со мной подружиться, но, когда я не стала ейрассказывать, как поднимать мертвых, она переключилась на Ларри. Он тожепоначалу не проявил восторга – по тем же причинам, что и я, – но мне онасекс не предлагала. А Ларри свалился в ее объятия.

Я бы попеняла ему за выбор возлюбленной, если бы у менясамой рыльце не было в пуху. Мне не нравилось не то, что она колдунья, и не то,что она коп. Меня настораживал религиозный фанатизм. Но если делишь постель сходячим трупом, как-то трудно на эти темы возникать.

Я сладко ей улыбнулась.

Реинольдс нахмурилась еще сильнее. Никогда раньше я небывала рада ее видеть.

– И я тебя рада видеть, Анита.

Сказано было осторожно, но вроде бы искренне. Всегда готоваподставить вторую щеку. Настоящая христианочка.

А я все чаще задумывалась, настоящая ли я христианка. Я несомневалась в Господе, я сомневалась в себе. Внебрачный секс с вампиром потрясмногие основы моей веры.

Рейнольдс нагнулась посмотреть мимо меня на Ларри.

– Ларри, привет!

И улыбка у нее была искренняя. Даже глаза засветились. Яощутила волны вожделения, если не любви, исходящие от нее потоком тепла, и меняэто сконфузило.

Краска уже сбежала с лица Ларри, оставив молочную бледностьс чернильными пятнами веснушек. Большие синие глаза повернулись к Реинольдс, имне не понравился их взгляд. Со стороны Ларри это было не вожделение. Может, иу нее тоже, но ее чувства меня волновали не в такой степени.

– Здравствуйте, детектив Рейнольдс, – сказал он.

Мне показалось, или голос у него действительно стал чутьглубже? Да нет.

– Ларри.

В этом слове было слишком много теплоты.

– Где нам припарковаться? – спросила я.

Она мигнула, глядя на меня, будто на секунду забыла, что ятоже здесь.

– Вон там, где хотите.

– Отлично.

Она отступила и дала мне поставить машину, но глаза ее невыпускали Ларри ни на минуту. Может, это действительно больше, чем вожделение.Вот черт!

Я поставила машину на ручник. Ларри медленно, морщась,отстегнул ремень. На заправке я для него придержала дверцу.

– Хочешь, открою тебе дверцу?

Он деревянно повернулся к дверце, стараясь не шевельнутьторсом. И остановился, взявшись за ручку. Дышал он короткими отрывистымивдохами.

– Буду благодарен.

Я бы точно открыла дверцу сама – из чистого упрямства хотябы. Из нас двоих Ларри явно был умнее.

Открыв дверцу, я протянула ему руку. Я тащила, онотталкивался ногами, и наконец ему удалось встать. Он было ссутулился от боли,но при этом спина согнулась, и боль стала еще сильнее. Кончилось тем, что Ларривыпрямился, будто лом проглотил, и оперся на джип, пытаясь перевести дыхание.От боли всегда трудно дышать.

Внезапно рядом с нами оказалась Рейнольдс.

– Что случилось?

– Ты сам ей расскажи, а я пойду к Дольфу.

– Конечно, – сказал Ларри придушенным голосом. Емубы сейчас лежать в кровати, оглушенным обезболивающими. Может, и не настолькоон умнее меня.