Несколько дней он не предпринимал никаких действий, и хотя выходил по ночам на улицу, но все чаще прятался в подворотнях; немцы усилили охрану, и патрули появлялись в самых неожиданных местах. Дважды ему предоставлялась удобная возможность уничтожить пару-тройку немецких солдат, но Саблин колебался, он вспоминал расстрелянных женщин, детей и старика с седой бородой. Филипп возвращался домой, и настроение у него все больше и больше падало. Однажды он решился выйти днем, и не знал как ему лучше одеться. Наконец остановился на купленном им костюме. В спальне Филипп рассматривал свое изображение в зеркале и не мог поверить своим глазам: на висках появилась легкая седина, жесткая складка легла на лоб и в глазах затаился недобрый блеск. Никто бы не сказал, что ему шел двадцать второй год, а друзья с трудом могли бы в нем признать Фильку Саблина.

Перед выходом он еще поколебался, брать ли ему с собой пистолет. Если задержат, размышлял он, то без документов ему не выпутаться. Кроме того, нужна какая-то легенда пребывания в Киеве. Кто он, откуда, где живет, что делает? Все эти вопросы требуют немедленного ответа, и при том подробного, немцы люди аккуратные, обязательно будут проверять. Итак, первое: кто он – все как есть – детдом, университет. Второе: местожительство? «Что указать? Что указать? – мучительно думал он об уязвимости этого пункта. – Срочно найти место жительства, но в другой стороне от квартиры, где поселился. А что, если Ритин дом? Но там может быть мать – это провал. Надо съездить к Рите домой и договориться с матерью. А может быть и Рита здесь, тогда все упрощается: невеста или жена… Третье: ищу работу! Знаю немецкий язык. А может, действительно легализоваться через немецкий язык? Хорошее прикрытие!»

У него даже улучшилось настроение от возможной перспективы легализоваться в Киеве. Да, но ведь нужен хоть советский, но паспорт! – облил он себя холодной водой. – Утерял, пропал в детдоме, я и жил в детдоме. Бомба попала – и нет паспорта! Сколько лет? 22 года! Почему не в армии? – стал он сам себя допрашивать. – Такие как ты служат в Красной Армии. Как ты уклонился? – А если я дезертировал, спрятался и не пошел служить, остался в Киеве? Это уж слишком! Выходит, готовился в предатели. А может, тебя НКВД оставил в тылу? Да, тут дело гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. А с чего я решил, что меня могут взять работать? Ну-ка, сначала: детдом, университет – это правда, ничего не надо выдумывать, чтобы не запутаться. Так, где же я живу? Чем питаюсь?»

Так и не решив важнейших вопросов, Саблин отправился в город, но опасаясь быть задержанным, принял меры предосторожности: на пустынных улицах избегал встречи с немцами, держался более-менее многолюдных мест. Пистолет он все же засунул сзади за пояс, расставаться с ним, ему казалось, – словно оголять себя. Без всяких приключений и опасных встреч Филипп добрался до самого Крещатика. Здесь было довольно оживленно и преобладали кругом военные. Ему стало как-то спокойнее, никто не обращал внимания на прилично одетого молодого человека. И вдруг, к своему удивлению, Филипп увидел извозчичью коляску на мягких рессорах. Решение созрело мгновенно. Саблин на ходу запрыгнул в коляску и уселся на мягком прохладном сидении.

– Давай, гони! – бросил он по-немецки извозчику, бородатому и лохматому мужику. Тот удивленно повернулся, и Саблин отметил, что извозчик лицом не стар, хотя и хотел скрыть это за своей бородой.

– Как изволите сказать? – спросил извозчик, искусственно искажая голос.

«Молодой! – отметил Саблин и обрадовался. – Наверно, маскируется. Видать, есть причины. Очень хорошо!»

Филипп сунул ему две марки и на ломаном русском языке приказал везти по адресу, где проживала Рита.

Дверь в квартиру закрыта на ключ и, как показала заржавевшая замочная планка, здесь никто давно не жил. Саблин полез под кирпич, Рита всегда там держала ключ, и действительно обнаружил его, правда, обросший ржавчиной. Он оглянулся на извозчика, который равнодушно сидел на козлах, – так, по крайней мере, показалось Саблину, – и со скрипом и скрежетом открыл замок. Дверь прилипла к косяку, пришлось сильно ее дернуть. Комнаты показались ему унылыми, заброшенными. Он стряхнул с покрывала на кровати пыль, сделал подобие ложа, на котором якобы спят, придал комнате жилой вид и вышел на улицу. Возница сидел в той же позе, равнодушный к заботам своего седока. За квартал от дома Саблин выпрыгнул из коляски и пошел за угол, не желая показывать извозчику, где находится его дом. Сюда он возвратился с единственной целью – избавиться от пистолета. Теперь у него была легенда и было жилье. Теперь можно и в комендатуру.

Когда он вернулся к коляске, извозчика на козлах не было. Саблин оглянулся и увидел его выходящим из-под арки старого дома. Он виновато улыбнулся и пробормотал, что ходил по нужде, выразительно демонстрируя руками, зачем он ходил под арку.

С легким трепетом Саблин прошел мимо часового возле комендатуры и увидел, что здесь многие сидят в приемной.

– Принимает? – с нагловатостью, напущенной на себя, спросил Саблин полную женщину.

– Уже принимает! – ответила она испуганно. – У меня сына арестовали. Он вечером вышел, его и взяли. Как вы думаете, что ему будет? – она с надеждой глядела на Саблина. Но тот пожал неопределенно плечами. Что он ей мог сказать, когда сам ничего не знает и как себя вести даже не представляет? Одно дело с автоматом в руках – там все понятно. Другое дело, когда надо хитрить и заставить поверить, что он лояльный, интересует его только работа. Пока Саблин сидел в приемной и прислушивался к тому, что говорили люди, обстановка для него стала проясняться. Хочешь есть – иди за кусок хлеба работай.

Секретарь, сидевший за массивным черным столом мужчина средних лет с большими залысинами, в штатском костюме, поглядел на Саблина и спросил на русском языке:

– Зачем к коменданту?

– Хочу работать, – коротко ответил Саблин. – Знаю немецкий.

Секретарь оживился и скрылся за дверью. Вскоре он вышел и пригласил Саблина.

Комендант, полнеющий брюнет со звездочкой на погонах, исподлобья поглядел на посетителя.

– Вы знаете немецкий? – спросил он заинтересованно.

– Да, я был очень прилежным студентом. И память у меня отличная. Я могу перечислить все даты, крупные, разумеется, развития и становления германского государства, – ответил Саблин по-немецки. – Назвать руководителей германского рейха.

– Этого не надо, – удовлетворенно произнес офицер. – Возьмите карточку и заполните ее, сдадите секретарю. А сейчас я дам вам возможность поработать. У меня пропал переводчик. Но у нас, как и у вас: «кто не