может быть, чтобы никого не осталось в Киеве, что все покорно сидят по своим конуркам. Не мог он в это поверить, не так был воспитан, да и люди не так воспитаны советской властью, чтобы отсиживаться и склоняться перед фашистами. «Тут, видно, своя тактика, – подумал Филипп, – подполье. Одно слово, подполье. Подполье. Оно может быть за этими окнами, может и за мной наблюдает, я ведь для них немец, фашист, значит враг, и меня могут убить». – При этой мысли у него похолодела спина, он невольно огляделся по сторонам, и ему даже почудилось, что он увидел в подворотне тень человека, которая тут же исчезла. «Выходит, мне надо пуще всего бояться сейчас не немцев, свои быстрее укокошат. Немцев я пока еще обманываю формой, языком, а своих не обманешь. Я для них немец – и все тут! Надо что-то придумать. Цивильная одежка нужна! – заключил он.

И все же немца он встретил, когда уже направлялся домой. Мимо промчались две легковые автомашины с затемненными фарами. Саблин отвлекся на них и наткнулся на длинного, худого верзилу. Тот как-то нервно дернулся было в сторону, и Филипп почувствовал, что немец испугался. Оружия при нем не было, кроме ножа на поясе. Саблин вскинул руку к каске и отрывисто рыкнул:

– Какой части? Документы!

Солдат четко ответил и выхватил из кармана солдатскую книжку. Но Филипп вдруг понял, что попал в нелепое положение: у него не было фонаря, и он не смог бы проверить документы. Немец услужливо достал фонарь, и это решило его судьбу. Саблин взял у него фонарь, сунул в карман, и, рывком повернув солдата, подтолкнул его стволом автомата.

– Пошел! – приказал он резко.

Немец покорно двинулся впереди.

«Куда его завести? Не стрелять же на улице». Напротив широкой темной арки Филипп сказал:

– Налево! – и вытащил из-за пояса пистолет. Под аркой выстрел грохнул, как взрыв гранаты. Солдат упал лицом вперед. Сразу же где-то раздалась тревожная трель свистка. Филипп схватил солдатскую фуражку и выскочил из-под арки. В отдалении послышались отрывистые команды, урчание автомобильного мотора. Не раздумывая, Саблин бросился в другую сторону, держа наготове автомат. Однако без всяких приключений ему удалось добраться до квартиры, он закрыл на засов дверь и, чувствуя какое-то внутреннее опустошение, стал раздеваться. Начинался рассвет, проступили очертания домов. Через выбитые стекла кухни с улицы доносились непонятные голоса. Когда взошло солнце, Филипп решился еще раз выйти из дому. Ни плана, ни цели не было, и он прошел несколько кварталов, встречая редких прохожих, которые старались как можно скорее перейти на другую сторону улицы. Двое попались с желтыми звездами на груди. «Это я уже знаю, что означает», – подумал Саблин. Неожиданно он оказался на той улице, где убил немца. Возле дома, под аркой которого Филипп его оставил, стоял грузовик. Десяток солдат выгонял из подъездов женщин, детей, стариков. Пинками и прикладами винтовок они выстроили их вдоль тротуара. Из кабины вылез худой, подтянутый офицер и, держа в одной руке кожаную перчатку, обратился к людям на ломанном русском языке.

– Ви есть бандит! Только бандит убивайт за угол! Ми будем наказать. Один немецкий зольдат – десять руссиш бандит! Он начал отсчитывать: Айн, цвай, драй… – на десятом мальчике остановился. – Ви нах хаус, домой! – махнул он оставшимся.

Сразу же заплакали люди, и только один дед с седой бородой не шевельнулся, безучастный ко всему.

Грохнула автоматная очередь, и сраженные пулями упали на землю. Солдаты положили убитого немца в кузов, сами вскочили туда, и грузовик укатил.

Саблин шел как в тяжком сне. Только что перед ним в несколько минут разыгралась страшная трагедия, и виновником этой трагедии был он, уничтоживший всего лишь одного фашиста. «Что же делать? Что же делать?» – отчаянно сверлила мозг мысль. Выходит, он не сможет теперь убивать врагов, если такой ценой придется платить за каждого фашиста. – «За одного – десять невинных! Значит, нет выхода? За одного убитого немца! Это же террор! Они хотят держать в страхе и повиновении все население. Что же делать? Какой же выход? Ничему нас не научили! Слово «оборона» произносили не иначе как применимо к врагам. Война на чужой территории! Никакой тактики в тылу у врага!» – Саблин вспомнил, как израненный в боях военрук, принимавший участие в войне против немецкой армии в 1918 году на Украине, рассказывал им, как он со своим другом вывернул рельс, и поезд с мукой, зерном и скотом, две теплушки с немецкими солдатами полетели под откос. Он жалел только скотину, которая умирала с предсмертным хрипом, а солдат ему не было жалко.

– Нам такая война не подходит! – сказал кто-то вслух. – Наше дело – вперед! В атаку! За Родину! За Сталина! Своей земли мы не дадим ни пяди. Пусть они у себя в тылу побегают! А здесь мы руки быстро укоротим!

Неожиданно Саблин вышел к рынку. Довольно людное место, много гражданского населения, кое-где виднелась и серая солдатская форма. «Толкучка, – понял Филипп, оглядывая это скопище народа. – Надо поискать себе одежку», – решил он и вошел в толпу.

Чего тут только не снесли на продажу! Но главным образом здесь шел обмен на продукты, в ходу были и деньги: как ни странно, даже советские. Один старик упорно навязывал Саблину патефон и гору пластинок всего лишь за буханку хлеба. «Видать, голодно стало в Киеве, – сделал он открытие для себя. – А собственно откуда здесь взяться продуктам? Немцы, наверно, уже все ограбили».

Филипп приглядел себе темно-коричневый костюм из габардина. Женщина уставилась испуганными глазами на немецкого солдата и не выпускала из рук костюм, она боялась, что солдат заберет его и не заплатит. Саблин молча, не стал даже спрашивать цену, вытащил из кармана пачку гауссовских немецких марок, отделил несколько банкнот и сунул женщине в руку. Он был уверен, что расплатился с ней щедро, но она держала деньги и не отпускала костюм. Филипп понял, что она просто-напросто не знает, что ей делать с деньгами. Он показал ей на вывеску над одним из ларьков, на которой было написано: «Торгуем только на немецкие марки». На стекле был нарисован краснощекий повар с пышной булкой хлеба на ладони. Женщина поняла, закивала головой и отдала Филиппу костюм. Тут же он прикупил себе телогрейку не первой свежести, полотняную рубашку, брюки, туфли и шляпу. И едва вышел с «толкучки», началась облава: с разных сторон подъехали грузовики, полные солдат. Они быстро оцепили всю массу людей, ощерившись на них винтовочными стволами. Дальше Саблин не видел, что там происходило, он поторопился убраться отсюда как можно скорей. Испытывать судьбу снова