смерть не догнала меня, как ни старалась. Что же я делаю? Они, гады, хохотать будут надо мной, голым и дохлым. У меня же полная обойма на восемь Гансов и один для себя. Я им и мертвый буду сниться, потому что отправлю на тот свет целых восемь гадов. Малькевича убили, Коровенко тоже, а я слюни распустил. А кто же за ребят рассчитается?» – он даже зарычал от ярости. Наступил перелом, Филипп быстро выдернул изо рта ствол пистолета, ободрав верхнюю губу, и торопливо натянул на себя влажную одежду. Когда намотал сырые портянки и всунул ноги в сапоги, снова обрел уверенность, в нем проснулся инстинкт самосохранения, он снова стал осторожным как волк, все чувства его обострились, и слух сейчас же уловил движение сапог по песку. Немцы возвращались обратно. Филипп приготовился, теперь он знал, что будет делать, план созрел молниеносно: одного он застрелит, второго обезоружит и заставит затащить убитого в тальниковые заросли. Это план минимум, как он мысленно его окрестил.

Все произошло быстро и точно, как он рассчитал. Немцы даже не почувствовали, как Саблин появился у них за спиной. Он ткнул одному из них пистолет под лопатку и выстрелил. Одежда и тело заглушили звук выстрела.

– Руки подними! – прорычал он, и немец, парализованный только что наступившей смертью товарища и яростным видом грязного и мокрого фанатика, который ни секунды не будет медлить и нажмет на курок, высоко задрал руки над головой.

– Давай автомат! – приказал Саблин, и немец дрожащей рукой торопливо снял с шеи оружие и бросил его Филиппу.

– Тащи его в кусты! – прохрипел Саблин, чувствуя, что теряет голос, то ли от волнения, то ли от холода.

Немец бросился исполнять приказ и хотел взять убитого под мышки.

– За ноги, ты, недоносок! – рыкнул с хрипом Саблин. – Немец немедленно выполнил команду и, схватив убитого за ноги, потащил в заросли тальника. Каска сползла с головы покойника, Филипп подхватил ее. Потом отцепился автомат, и он перекинул его себе за плечо. За кустами Саблин приказал немцу раздеться, и когда тот аккуратно сложил одежду на земле, выстрелил ему в голову. Время от времени в городе раздавались то автоматные очереди, то одиночные выстрелы, и пистолетный выстрел не привлек внимания немцев. Все это Саблин отметил краем сознания и принялся быстро переодеваться в немецкую форму. «Хорошо, что маленького убил первым, – равнодушно подумал он, натягивая на себя чужой мундир. – Этот был бы в крови, надеть нельзя».

Саблин неторопливо, будто для него и не было здесь опасности, завернул в свою гимнастерку автомат, вырыл в песке яму и аккуратно засыпал сверток песком. Выглянув из-за кустов, он убедился, что берег и улица по-прежнему пустынны, сломал ветку и торопливо разровнял на дороге песок, скрыв следы своего нападения на немцев.

Мундир оказался слегка тесноват, но в нем Филипп почувствовал себя уютно, потому что согрелся, обрел уверенность и надежду, веря в свою судьбу, что она должна повернуться к нему лицом. Едва он надел каску, как почувствовал неприятный тошнотворный запах чужого пота, но пересилил в себе брезгливость и каску не снял. Солдат оказался запасливым и хозяйственным. В многочисленных карманах мундира и брюк имелось все: от иголки с ниткой до зеркала и расчески. В одном из карманов Филипп обнаружил серебряные круглые часы на цепочке фирмы «Мозер» и, взглянув на время, удивился, что еще только семь часов. Он обыскал труп второго немца, из внутреннего кармана мундира вытащил бумажник с толстой пачкой немецких марок, засунул его в карман. Больше ничего существенного и представляющего интерес не обнаружил. Постоял над трупами, подумал: «Может, зарыть?» Но тут же отбросил эту мысль.

– Они все равно хватятся этих солдат, пока найдут, я буду уже в другом конце города. – Саблин поправил на животе ремень, одернул мундир, отряхнул от песка брюки и решительно вышел из зарослей тальника. К его радостному удивлению, улица и берег все еще были пустынны. Он быстро пошел вверх по улице, пока не зная, куда ему деваться. На перекрестке улиц он чуть не столкнулся с немецким военнослужащим, чина которого не знал и инстинктивно вскинул руку к каске, приветствуя немца. Тот внимательно посмотрел ему в лицо и негромко спросил:

– Почему небрит?

– Раздражение кожи, – мгновенно нашелся Филипп, и немец удовлетворенно кивнул головой, небрежно вскинув руку к фуражке.

– Герр фельдфебель! Положено говорить, – добавил немец и пошел дальше.

– Герр фельдфебель! – гаркнул Саблин.

Первая встреча прошла успешно. Именно этого Саблин боялся больше всего, пытался мысленно представить, как это произойдет. Все получалось расплывчато, неконкретно и безопасно. Филипп в душе возликовал, настроение у него улучшилось, напряжение слегка спало. И тут он вспомнил, что не знает своего имени и фамилии и номера части. Его прямо-таки затрясло от волнения и опасности, которой удалось случайно избежать. Стоило этому фельдфебелю спросить: «Какой части? Как фамилия?» – и все, без стрельбы не обошлось бы. Навстречу шла целая группа немецких солдат. Филипп неторопливо, сдерживая себя, чтобы не побежать, вошел в открытые ворота, очевидно брошенного дома, и направился к деревянной уборной, одиноко стоящей в конце огорода. Но судьба не захотела так просто повернуться к нему лицом, заготовив ему новое приключение. Едва он подошел к уборной, как оттуда выскочил солдат, застегивая на ходу мундир. На шее у него болтался ремень с бляхой.

– Дай сигарету! – обратился солдат к Филиппу.

– Не курю! – ответил тот. Но дотошный солдат опять пристал к нему:

– Ты откуда, из какой части?

– Сейчас зайду в туалет, узнаю и отвечу на твои вопросы, – нашелся Саблин и очень развеселил своим ответом солдата. Тот расхохотался и хлопнул его по плечу. Филипп вошел в тесную уборную, зацепил крючком дверь и торопливо вытащил из кармана служебную книжку убитого. На фотографии он был снят с гитлеровской челкой на лбу и глядел на мир, вылупив большие глаза. «Если меня побрить и сделать челку, может быть, и сойду за него», – мимолетно подумал он и стал читать запись в книжке. «Вольдемар Гаусс, – тихо произнес он. – Легко запомнить. Формула Гаусса, что-то связано с геометрией, а может, нет… Ну, в общем, я – Гаусс Володя. Вторая стрелковая рота, третий батальон, спецподразделение… Что такое спецподразделение? Ну, раз спец, то никому не надо и говорить!»

Саблин выглянул в щелку, солдат уже испарился, но Филипп на всякий случай расстегнул пояс, прочитал надпись на бляхе «Готт мит унс» – «Бог с нами», перекинул его через голову и так же как солдат, открыв дверь, стал застегивать пуговицы мундира. Защелкнул на животе ремень с божьей