выехал второй грузовик и тоже остановился возле ресторана. Саблин еще не понял, что произошло. От ресторана грохнул пистолетный выстрел, второй, третий, потом застучала автоматная очередь. Солдаты рассыпались и по всем правилам военного искусства, перебежками бросились вперед, стреляя на ходу из автоматов.

– Не стрелять! – раздалась резко команда по-немецки. – Живыми, живыми брать!

Саблин прижался к стене дома, не зная, как ему поступить: броситься бежать – значит вызвать подозрение, и он получит в спину добрую порцию свинца. Стоять на месте тоже опасно. Он стал медленно двигаться вдоль стены к подъезду, моля Бога, чтобы дверь была открыта. Но она оказалась запертой. Филипп затаился: может, повезет, и его не заметят. Надежды оказались напрасными. Солдаты обнаружили его, когда стали выводить арестованных. Среди них при свете фонарей Филипп увидел бородатого швейцара, Янину Карловну и извозчика, его лицо, еще не оправившееся после ночной встречи с Саблиным, заливала кровь. Он размазывал ее рукавом рубашки. Солдат приказал Филиппу повернуться лицом к стене, прижал к его спине автомат, обыскал и крикнул:

– Герр лейтенант, тут я еще одного поймал!

– Извините, господин солдат, – быстро заговорил по-немецки Саблин. – Это ошибка, я никакого отношения к этому не имею. Я шел мимо и вдруг стрельба, я испугался и остановился у стены. Меня лично знает комендант!

Солдат смягчился и убрал от спины автомат. Подошел лейтенант. Саблин быстро повторил ему то же самое. Офицер внимательно, приблизив к его лицу фонарь, всмотрелся в Филиппа.

– Документы! – сказал он спокойно. – Ваши документы, – повторил лейтенант.

– Видите ли, герр лейтенант, меня оформляют в комендатуру, и документов у меня пока еще нет.

– Пойдемте! – приказал он и пошел к машине.

Саблин двинулся следом. Когда они поравнялись с арестованными, Филипп услышал брошенные ему в спину полные ненависти слова извозчика:

– Ух, сволочь! Провокатор!

Его посадили в другую машину, отдельно от арестованных, и привезли в обширный двор, обнесенный колючей проволокой и с немецкой охраной. Солдат указал автоматом, и Саблин выпрыгнул из кузова. Людей здесь собрали с полсотни, все мужчины разных возрастов, некоторые одеты в красноармейскую форму, но без погон.

– Пока посидите здесь, – сказал ему довольно мирно лейтенант. – Выяснят вашу личность, тогда и решат, что с вами делать.

Машина ушла, Саблин побрел в угол, где сидели на земле люди, освещенные прожектором.

– Важная птица! – сказал кто-то. – Одного привезли и по-немецки с ним. Ты кто такой?

– Никто! – ответил Саблин, решив, что надо держаться независимо и отдельно от других, раз он хочет выскочить отсюда. И никаких контактов, мало ли кто здесь сидит. – Я здесь случайно!

– Мы видели, что ты случайно. Лейтенант тебя чуть не поцеловал на прощание! – хихикнул кто-то.

Саблин промолчал и сел отдельно от всех, у стены. Только сейчас он почувствовал, как устал от непрерывного напряжения за все эти дни. У него теплилась надежда, что завтра все прояснится, комендант подтвердит, что он устраивается переводчиком, и тогда снова он будет на свободе.

Глубокой ночью, когда все, прижавшись друг к другу и так согреваясь, спали, раздалась команда по-русски:

– Встать всем! Построиться в одну шеренгу! – Арестованные быстро выстроились, Саблин оказался в конце шеренги. Во двор въехали два грузовика, спрыгнули на землю солдаты с автоматами, последовала команда:

– Все по одному слева в машину – марш!

Левым крайним стоял Саблин, он было сделал попытку объяснить немцам свое пребывание здесь и шагнул вперед, но немец злобно заорал:

– В машину, свинья! – Он повернул навстречу Саблину автомат, и ничего хорошего за этим не ожидалось. Филипп пошел к машине и влез в кузов. Там у кабины сидел вооруженный солдат. Арестованные залезли один за другим и быстро усаживались на пол, набиваясь, как селедки в бочке, все плотнее и плотнее. Когда уже запихивать людей было некуда, борт кузова закрыли и второй солдат с автоматом сел на конец скамейки. Машина тронулась и помчалась по ночному городу. Езда продолжалась минут тридцать, и Саблин успел поразмышлять над своей судьбой. Опять испытания, нервотрепка, только одно кончается – начинается новое. И все же он был относительно спокоен, у него теплилась надежда, что он сумеет выпутаться и из этого положения. Ему думалось, что всех везут на какие-нибудь работы, где-то есть потребность в рабочей силе. Там он постарается разъяснить офицеру, кто он, и его отправят обратно. Машина остановилась, процедура высадки повторилась в обратном порядке, и Саблин вылез последним. Он сразу узнал вокзал. Подошла вторая машина, быстро выгрузились люди, и в окружении автоматчиков их погнали вокруг вокзала. Там на путях виднелась теплушка с распахнутой дверью.

– Быстро! Быстро! – орал какой-то солдат на арестованных, приказав всем лезть в теплушку. Посадка окончилась в несколько минут, здесь было не так тесно как в машине, но надежда у Саблина угасла. Теперь никого не интересует, кто он такой, и никто не доложит коменданту, что он хотел добровольно служить немцам, пользуясь знанием немецкого языка. Настроение упало до нуля, разговаривать ни с кем не хотелось. Вагон медленно покатился, потом звякнул на сцепке. «Прицепили к чему-то», – подумал Саблин. Через несколько минут поезд тронулся, и беспросветные дни путешествия начались. Один раз в день дверь открывалась и солдат передавал заключенным ящик с нарезанными ломтиками хлеба и канистру воды. Иногда двум-трем людям хлеба не хватало. Один раз им оказался и Саблин. Но он видел, что стриженный под боксера молодой парень ухватил несколько ломтиков. Никто ничего не сказал, видно его боялись, он чем-то уже заявил о себе. Рядом с Филиппом сидел тщедушный паренек, должно быть, бывший красноармеец. Ему второй день хлеба не досталось.

– Ребята, я же второй день не ем! – заскулил он слезливо.

– Все равно подохнешь! – хихикнул кто-то из угла.

Саблин встал, перешагнул через ноги одного из пассажиров и остановился перед стриженным «боксером».

– Ты, поганка! Давай сюда хлеб! – прорычал он грозно.

Боксер поднял голову и удивленно сказал:

– Ты это о чем? – потом, взвинчивая себя, заорал: – Предатель Родины! Немецкая шлюха! Да мы тебе сейчас трибунал…

Он не успел докричать. Саблин сильно ударил его ногой в лицо и «боксер», завалившись на бок, захрипел. Филипп еще пару раз ударил его ногой по корпусу.

– Давай сюда хлеб! – повторил Филипп жестко.

– Нету-у-у! – завопил «боксер».

Филипп ударил его еще несколько раз. «Боксер» закричал:

– Возьми, падла! – сунув руку за пазуху немыслимо грязного джемпера, он вытащил кусок хлеба.

– Еще! – сказал Филипп и наступил ему на руку.

– А-а-а! – заорал «боксер» и вытащил второй кусок.

Саблин вернулся на свое место, передал тщедушному красноармейцу его долю, но тот вдруг испугался, попятился, стал отмахиваться рукой и бормотал:

– Не надо! Не надо!

– Ты кого испугался? Ты,