– Простите, герр майор, по-моему, Маркс был ваш, – улыбнулся нагловато в ответ Саблин, сделав попытку наладить отношения.

Немец засмеялся.

– Это неважно, чей он был, важно, что сказал, – подчеркнул свою демократичность майор. – Другой немец высказал не менее оригинальную мысль: «Работа делает вас человеком». Вот мы и предоставляем такую возможность.

«Дискуссию надо сворачивать. Это все хитрости. Нечего мне с ним обсуждать».

– Я готов вам служить, господин майор! – вытянулся по-военному Саблин.

Свой кусок хлеба в тот день Филипп заработал адским трудом: без перерыва шли люди, и комендант настойчиво с ними встречался. Он набирал рабочую силу. Они подавали карточки, он делал пометки – две-три фразы и место работы. Подавляющее большинство шло на строительство чего-то. Были слесари, сварщики, в основном пожилые люди, вышедшие на пенсию. Но комендант и их направлял на различные участки.

Уже за полночь, получив кусок хлеба и маргарина и разовый ночной пропуск, Филипп поплелся домой.

У самого подъезда ему показалось, что кто-то там в темной глубине у лестницы стоит, спрятавшись, затаив дыхание. Явно это не немцы, им нечего прятаться, они тут хозяева и могли вломиться в любой дом, схватить и расстрелять кого угодно. Там был советский человек, в данную минуту представлявший для Филиппа наибольшую опасность. С добрыми намерениями никто не будет прятаться. Саблин мгновенно, как это бывало у него в минуты крайней опасности, принял решение. Он притворился пьяным и, остановившись перед подъездом, невнятно что-то забормотал. Потом шагнул в сторону и встал за кирпичный уступ. Привалившись к холодной стене, изобразил позывы рвоты. Он стонал, надрывался, рычал, а сам краем глаза следил за проемом подъезда. Ему хотелось выманить наружу того, кто там прятался, и он решил демонстрировать, что ему плохо, до тех пор, пока у того не кончится терпение. А оно кончится быстро. Филипп в этом был уверен, потому что сидящий в засаде находится в сильном волнении и выдержать долго не сможет. Если он пришел убить Саблина, то сделает это именно сейчас, пока тот надрывается от тошноты и ничего вокруг не видит. Именно сейчас, ждать больше он не будет.

Филипп не ошибся. Голова человека высунулась из-за кирпичного угла, и в тот момент, когда у Саблина начался новый «приступ» тошноты, он шагнул наружу, взмахнул рукой, намереваясь нанести ему чем-то удар. Филипп резко повернулся и сильно ударил его ногой в пах. Человек от боли дико взвыл и согнулся. Что-то металлическое звякнуло о камни. Саблин поймал его голову и с силой стукнул лицом о каменную стену. Теряя сознание, незнакомец упал на колени, но Филипп схватил его за ворот и резко рванул вверх. Голова вяло качнулась из стороны в сторону, но этого было достаточно. Взглянув мельком на разбитое в кровь лицо, Филипп узнал в нем извозчика. Не раздумывая больше и не теряя времени, он потащил его в подъезд. Подталкивая и придерживая, поднял по лестнице и втолкнул в квартиру. Извозчик не устоял на ногах и упал на пол. Саблин не стал больше с ним возиться, закрыл на засов дверь, переступил через него, взял с вешалки фонарь, доставшийся ему от мертвого немца, и осветил залитое кровью лицо, потом поднял его и посадил спиной к стене.

– Кто тебе приказал убить меня? – тихо, по-русски спросил он и снова посветил человеку в лицо.

Тот пошевелил губами, пытаясь что-то сказать, но Саблин не понял и наклонился к нему ближе, повторив свой вопрос.

– Мразь! – выговорил наконец он. – Мразь! – повторил более отчетливо извозчик.

– Это не разговор, – сказал Саблин. – Надо говорить по делу. Ты пришел меня убить. Почему?

– Холуй! – снова едва слышно вымолвил извозчик.

– Теперь мне понятно. Я холуй, потому что служу немцам, а ты патриот, который возит и развлекает немцев, а уничтожает холуев. А немца убить у тебя кишка тонка? Весь обмараешься от страха!

Извозчик вдруг уставился, не мигая, на Саблина, точнее на свет фонаря, но любопытство в его глазах Филипп заметил. «Так, надо в таком же духе. Может, он и выведет меня на своих людей».

– Давно сидишь в засаде?

– С темноты, – ответил извозчик.

– Почему же ты выбрал меня, первого встречного?

– Ты не первый встречный, – уже более внятно стал говорить извозчик, постепенно оправляясь от боли и потрясения. – Немецкими марками расплачиваются за коляску не первые встречные. Уж я знаю, повидал таких птиц!

– Ничего ты не знаешь, одни марки на уме. Кто тебе поручил убить меня? Сам ты не мог понять, кто я.

– Мог! Ты в комендатуру поехал. Туда так просто не ходят. А теперь либо добей, либо веди к своим. Больше ничего тебе говорить не буду, – он закрыл глаза и, казалось, отключился.

– Если отпущу тебя, будешь снова на меня… – Филипп хотел сказать «охотиться», но ему показалось, что это слишком серьезное слово для такой ситуации.

– Буду! Пока не уничтожу тебя!

– Зачем я тебе? Ты на немцев нападай! Боишься?

– А-а-а! С голыми руками. Тебя еще можно трубой, а немца не трубой надо.

«Ну прямо как торгуемся, – удивился Саблин. – Я для него представляю ценность тем, что меня можно легко убрать».

– Значит, тебе нужно оружие? Так его у меня нет.

– Врешь, холуй! За поясом сзади носишь, я видел, топорщился пиджак, когда ты ходил в дом.

– Пистолет мне самому до зарезу нужен. Не холуй я! Но мне деваться некуда, – решился Саблин частично раскрыться перед ним. Он был уверен, что этот парень не пойдет доносить на него. А больше всего Саблина мучило одиночество, и в этом извозчике он разглядел то, о чем думал, это была возможная связь с подпольем.

– Может, ты мне скажешь, кто тебе поручил меня?

– Никто! Я сам! Как только ты сел ко мне в коляску, я тебя возненавидел. Даже тогда, когда ты заговорил со мной по-немецки, я знал, что ты русский.

– Ладно, один так один! – Саблин открыл дверь в ванную комнату и посветил фонарем. – Иди умойся, тут немного есть воды. Я тебя тоже раскусил, хоть ты и бородой прикрылся. Слишком молодой. Но что ты за мной увяжешься – тут я дал промах. Мне надо было догадаться, когда ты вышел из подворотни, где изобразил…

Извозчик привстал, и Саблин помог ему подняться на ноги. Пока он умывался, Филипп светил ему.

– Солидно я тебя расквасил! – с удовлетворением сказал он, разглядывая распухшее лицо парня. – Ты легко клюнул на пьяного. Этот прием мы знали еще в детдоме.

– Ты детдомовский?

– А ты студент? – не отвечая на его вопрос,