Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если у Сото и оставались какие-то сомнения относительно разумности выбора, который сделал Карл V, остановившись именно на этих краях, они вскоре рассеялись, когда в Испанию прибыл его земляк-андалусец Альвар Нуньес Кабеса де Вака, только что вернувшийся из своего необычайного путешествия, которое захватило и Флориду. Приняв Кабесу де Ваку в своем севильском особняке, Сото подробно расспросил того о его приключениях. Кабеса де Вака терпеливо отвечал на вопросы Сото, но был удручающе уклончив и часто откровенно противоречил сам себе при ответе на самый важный из них: есть ли там золото? То он говорил Сото, что Флорида – жалкая пустошь, где конкистадоров ждут только утомительные лишения; то вдруг заявлял, что любой человек, который продаст свое имущество и присоединится к экспедиции Сото, «поступит мудро»[1001]. Как часто бывает, когда честолюбивые мужчины зацикливаются на некой мечте, эти противоречия были истолкованы как свидетельство того, что Кабеса де Вака что-то скрывает. Вскоре ему стали приписывать фантастическое утверждение, что Флорида – самая богатая территория Нового Света[1002]. Эта иллюзия приобрела такую популярность, что экспедиция Сото в итоге собрала участников больше, чем требовалось: многие люди, продавшие свои поместья, чтобы присоединиться к ней, были вынуждены остаться, недовольные и разочарованные. Общий бюджет всего предприятия более чем в шесть раз превышал стоимость легендарной экспедиции Педрариаса 23 годами ранее[1003].
Выйдя из Санлукар-де-Баррамеда 7 апреля 1538 г., огромный флот через четыре дня бросил якорь у Гомеры, одного из Канарских островов. Сото удалось убедить местного губернатора, двоюродного брата его жены Исабель, позволить своей дочери-подростку Леонор де Бобадилье присоединиться к экспедиции в качестве компаньонки его жены (впоследствии эта договоренность создала для Сото определенные трудности, поскольку Леонор забеременела от некоего Нуньо де Тобара, который был одним из самых доверенных офицеров Сото)[1004]. Флот снова вышел в море 28 апреля, хотя решение Сото идти прямо на запад, в сторону Кубы, вместо того чтобы держаться более быстрых течений дальше к югу, сделало переход удручающе медленным. Затем, когда в первые дни июня флот приблизился к бухте расположенного на юге острова города Сантьяго-де-Куба, люди Сото заметили испанца, скачущего вдоль берега на юркой лошади и энергично делающего знаки руками. Казалось, что он показывал взять левее, но, как только корабли начали маневр, внезапно передумал и показал брать правее. В суматохе корабль Сото «Сан-Кристобаль» наскочил на одну из множества коварных отмелей, которые на протяжении веков сулили тут гибель множеству мореплавателей. Экипажу повезло, серьезных повреждений удалось избежать. Исполняющий обязанности губернатора прислал всю помощь, которую смог собрать, чтобы благополучно доставить Сото и его спутников на сушу, после чего принес извинения за ложные указания. Он объяснил свои действия тем, что счел «Сан-Кристобаль» очередным кораблем французских корсаров, которые атаковали остров на протяжении многих недель[1005].
Удовлетворенный этим объяснением, Сото, не теряя времени, вручил свои документы городскому совету, который немедленно принял его в качестве губернатора. Приступив к новым обязанностям с характерным для себя размахом, он снова и снова устраивал длившиеся по несколько суток пышные празднества с вечерними балами и маскарадами, часто завершавшиеся корридой, которую организовывали на следующий день[1006]. Вскоре испанские чиновники на Кубе начали выражать свою озабоченность экстравагантностью Сото в жалобах императору и Совету по делам Индий. В частности, они сетовали, что пристрастие Сото к турнирам и состязаниям в верховой езде было уловкой, чтобы соблазнить наиболее авторитетных заводчиков продемонстрировать своих лучших лошадей, которых новый губернатор скупал дюжинами. Он также убеждал все более малочисленную молодежь, которой еще не удалось отправиться в Перу или Никарагуа, присоединиться к своей экспедиции[1007]. Что станется с Кубой, спрашивали чиновники, если Сото продолжит использовать ее как дойную корову для своих личных амбиций? Даже один из богатейших землевладельцев острова Васко Поркальо де Фигероа предложил Сото свое участие и своих лучших лошадей.
Той же осенью Сото в компании Васко и 150 всадников отправился из Сантьяго в уже перенесенную севернее Гавану. Послав свою жену Исабель и пехоту морем, сам он двинулся по суше, стремясь исполнить свой губернаторский долг и посетить по пути каждый город. Конечно, его намерения не были исключительно политическими: путешествие по суше позволило Сото продолжить скупать лошадей и припасы, а также тренировать своих всадников[1008].
Добравшись до Гаваны, которую в тот момент восстанавливали после нападения французских корсаров, Сото роскошно устроился вместе с женой, после чего отправил к побережью Флориды экспедицию, призванную найти подходящее место для высадки. Тем временем в первые месяцы 1539 г. он продолжал свои приготовления: помимо десятков лошадей он собрал множество поросят, которых предстояло забивать для приготовления еды по мере необходимости. Он также получил известие, что вице-король Новой Испании дон Антонио де Мендоса собирает армию для исследования обширных северных территорий своего вице-королевства. Если, как позже утверждал Гарсиласо, эта новость и встревожила Сото – поскольку план Мендосы потенциально мог создать ситуацию, аналогичную той, которая так испортила отношения между Писарро и Альмагро, – она также служила доказательством того, что он был не единственным, кто верил слухам о богатстве региона[1009]. Наконец Сото подписал доверенность на имя своей жены, составил завещание и 18 мая отправился в плавание к землям, которые он твердо считал самыми богатыми в Новом Свете.
Плавание от Кубы было необычайно долгим: прошла целая неделя, прежде чем флот Сото увидел побережье Флориды. Вскоре испанцы обнаружили широкую естественную гавань, которую Сото назвал Баия-дель-Эспириту-Санто («залив Святого Духа») – это позволяет предположить, что они оказались там в день Пятидесятницы, которая в 1539 г. выпала на 28 мая, или в один из ближайших к ней дней. Судя по расплывчатым описаниям, наиболее вероятным кандидатом на место высадки является современный залив Тампа-Бэй. То, что конкистадоры там увидели, даже близко не оправдывало их ожиданий. Местность казалась почти пустынной, единственным признаком человеческого присутствия был видневшийся вдалеке дым, который привел их к деревушке, насчитывавшей примерно полдюжины деревянных хижин. Это была их первая встреча с племенем тимукуа, и она оказалась далеко не радушной: вспыхнувшая внезапно ожесточенная стычка привела к тому, что одна из лошадей была наповал убита стрелой. Затем тимукуа бежали в окрестные леса и болота, которые оказались непроходимыми для всадников[1010].
Вид убитой стрелой лошади оказался для испанцев новым опытом: Гарсиласо описывает смятение, которое солдаты испытали из-за мгновенной смерти «животного столь свирепого и храброго». Позже они выяснили, что стрела «вошла в грудь, прошла через сердце, желудок и кишки, остановившись у самого заднего прохода»[1011]. Эти «стрелы» были «толщиной с руку и длиной в шесть или семь футов [180–210 см]» и, по свидетельству Кабесы де Ваки, очень точно били в цель с расстояния «в двести шагов»[1012]. До испанцев быстро дошло, что тимукуа были самыми опасными воинами, которых они когда-либо встречали в Новом Свете и что это было особенно важно в незнакомом ландшафте, где им было трудно маневрировать. Сото и его люди лучше, чем кто-либо, осознавали, насколько важно было выманивать врагов на открытое пространство, где скорость и сила их лошадей давали бы им преимущество.
Спустя несколько дней участники экспедиции были потрясены, услышав, как мужчина