на северо-запад, возможно, в надежде выйти к Тихому океану. Вместо этого они столкнулись с чередой болотистых переправ и болот, которая поставила их на грань отчаяния. 4 сентября они добрались до Колигуа, застав его жителей врасплох и захватив столько одежды, еды и соли, сколько смогли найти. Несколько дней спустя, достигнув Кальписты, они решили свернуть к югу, подальше от болот, в более благоприятные для здоровья лиственные леса Озарка. К середине сентября они подошли к долине реки Арканзас, где наткнулись на обработанные поля и несколько небольших деревень, относящихся к региону под названием Кайяс. 15 сентября они остановились в деревне Танико. Окруженная с севера и юга горами и холмами, она была идеальным местом для отдыха и восстановления сил. Даже лошади там «разжирели и благоденствовали»[1056]. От дружелюбно настроенных туземцев Сото узнал о богатой провинции под названием Тула и отправился на разведку на северо-запад. Вскоре он столкнулся с яростным сопротивлением; 10 лошадей и 8 испанцев были ранены. По словам Ранхеля, оружие, которое использовали нападавшие, представляло собой «похожие на копья длинные шесты с закаленными в огне концами», которые они обычно использовали для убийства буйволов. Это были самые свирепые туземцы, с которыми сталкивались испанцы, и самые странные. Охотники-собиратели, а не земледельцы, они говорили на необычном языке, которого не понимал ни один из проводников конкистадоров, а их владения представляли собой бескрайние засушливые равнины, почти лишенные растительности. Никаких признаков Южного моря заметно не было[1057].

Даже не зная о том, что Франсиско Васкес де Коронадо уже возвращался в Мехико, чтобы сообщить своему вице-королю, что в этом регионе нет ни золота, ни еще чего-то интересного, Сото решил, что дальнейшие поиски в западном направлении бессмысленны. К северу лежали непроходимые болота, на востоке Сото уже был, поэтому движение на юг, к заливу, было единственным разумным вариантом. Но в 1541 г. зима наступила рано и оказалась еще суровее предыдущей. Одной из ее первых трагических жертв стал незаменимый Хуан Ортис, заболевший и умерший в селении под названием Отиамке. При появлении первых признаков весны пребывавшая в подавленном состоянии экспедиция возобновила движение на юг. В середине апреля Сото остановился в селении Гуачоя; там он заболел и слег; источники заставляют предположить, что он находился в глубокой депрессии. Он даже назначил своим преемником Луиса де Москосо, что было явным признаком того, что он знал, что умирает, и попросил своих людей простить ему любые обиды, которые он мог им нанести[1058]. Затем у него началась сильная лихорадка. Через пять дней, 21 мая 1542 г., этот «великодушный и непобедимый рыцарь» отдал Богу душу в возрасте 42 лет. Он умер «христианином-католиком», предварительно «испросив милости Пресвятой Троицы, полагаясь на помощь крови Господа нашего Иисуса Христа и заступничество Богородицы со всем небесным сонмом – в вере Римской церкви»[1059].

В свои последние дни и, возможно, во время бесплодных поисков золота Сото мог задаваться вопросом, что случилось бы, если бы он раньше покинул Перу и добился королевской капитуляции, позволявшей ему исследовать территорию современной Колумбии. Поселения колонистов в тех местах были сосредоточены в основном вдоль побережья, вокруг портовых городов Санта-Марта и Картахена, но испанцы давно проявляли интерес к изучению внутренних районов, особенно если там имелась какая-то связь с легендарными сокровищами Перу. Еще в 1528 г. тогдашний губернатор Санта-Марты Родриго Альварес Паломино набрал отряд из 300 пехотинцев и 50 всадников, которым было поручено выяснить происхождение некоторых занятных вещиц, которые он видел на направлявшемся в Севилью судне, ненадолго пришвартовавшемся в Санта-Марте. Среди этих предметов, которые предполагали весьма высокий уровень мастерства, имелись и какие-то «странные овцы», которые, разумеется, были ламами[1060]. Это было то самое судно, которое Писарро отправил в Испанию после того, как в 1527 г. вместе с Бартоломе Руисом де Эстрадой обследовал тихоокеанское побережье Андского региона[1061].

Однако Альварес Паломино неожиданно скончался, прежде чем этот отряд отправился в путь, а последующие начинания приводили только к бессмысленным конфликтам со все более враждебными местными племенами. Когда в 1533 г. начали распространяться новости об успехах Писарро в Перу, поселенцы все чаще стали покидать город и поспешно перебираться туда, в результате чего бо́льшая часть усилий по исследованию Колумбии прекратилась. Как и остальные поселения Карибского бассейна, Санта-Марта оказалась под угрозой полного запустения. Спасение пришло с совершенно неожиданной стороны. Шестидесятилетний губернатор Канарских островов Педро Фернандес де Луго, явно хорошо осведомленный о кризисе благодаря рассказам возвращавшихся на родину испанцев, решил отправить своего сына Алонсо в Кастилию. В его задачу входило убедить Совет по делам Индий в необходимости срочно решить вопрос с тревожной депопуляцией Санта-Марты, поощряя дальнейшие исследования внутренних районов. Первоначально настроенный скептически Совет в конце концов предоставил соответствующую капитуляцию: подписанный 22 января 1535 г. документ жаловал Фернандесу де Луго щедрые концессии, в том числе управление любыми новообнаруженными землями между Санта-Мартой и Тихим океаном (до сих пор называемым Южным морем). В обмен Фернандес де Луго должен был собрать отряд из 1700 человек, построить в Санта-Марте три укрепления, необходимые для ее обороны, и снарядить шесть бригантин для исследования верховий реки Магдалены[1062].

Это огромное войско наконец прибыло в Санта-Марту 2 января 1536 г.[1063] Вице-губернатор региона Гонсало Хименес де Кесада, заместитель Фернандеса де Луго, был назначен на эту должность еще до того, как флот отплыл с Тенерифе, поэтому вполне вероятно, что эти двое хорошо знали друг друга или что Фернандес де Луго получил блестящие рекомендации относительно человека, которому он затем поручил руководить экспедицией вглубь материка[1064]. Обосновавшись в Санта-Марте, Фернандес де Луго не терял времени даром: в апреле следующего года Хименес де Кесада (или просто Хименес, как его называет большинство источников) уже шел на юг вдоль Магдалены. Инструкции, данные ему Фернандесом де Луго, были весьма показательными. Не упоминая вовсе о Перу и Южном море – мечте всех амбициозных первопроходцев, – они напирали на важность справедливого обращения с туземцами и на то, как следует учитывать и распределять любое найденное золото или иную добычу. Вместо налаживания связей с Перу участников экспедиции явно манили перспективы приобретения новых земель и собственных богатств[1065].

Хименес покинул Санта-Марту 5 апреля 1536 г. во главе разделенного на восемь рот отряда численностью около 500 человек, включая 100 всадников, и двинулся к стоящему на Магдалене небольшому поселению Сампойон. Там испанцы намеревались встретиться с пятью бригантинами, на борту каждой из которых находилось около 40 человек и которые должны были отчалить из Санта-Марты через две недели, в пасхальное воскресенье. Едва бригантины подошли к устью Магдалены, все планы пошли прахом: на них обрушился сильный шторм, потопивший два судна и повредивший другие настолько, что отремонтировать их было невозможно. Фернандес де Луго немедленно снарядил еще пять бригантин, которые к концу июля догнали отряд Хименеса в Сампойоне. Продолжив свое путешествие вверх по реке, Хименес вскоре понял, почему предыдущие экспедиции были столь неудачными: постоянные проливные дожди приводили к наводнениям и образовывали коварные течения, а бескрайние топи и густые джунгли замедляли продвижение. Лишь в октябре они добрались до близлежащего селения Ла-Тора (ныне Барранкабермеха), где решили перезимовать, «потому что река бушевала с такой яростью, что они не могли идти дальше»[1066].

Их положение было безрадостным. Около сотни человек умерли по дороге в Сампойон, другие не дошли до Ла-Торы. Те, кто был сильнее, выживали, поедая ящериц и змей. Низкий моральный дух испанцев ясен из длинного письма, которое два капитана экспедиции направили Карлу V. Они объясняли, что к тому времени, когда экспедиция достигла Ла-Торы, «как от голода, так и от того, что бо́льшая часть прибывших из Испании были новички, бо́льшая часть их погибла»{31}. Эпизодические разведывательные миссии, которые Хименес отправлял из Ла-Торы, не приносили радостных новостей: наводнение все никак не прекращалось, и местность была совершенно