– Вот, смотрите…

Портрет оказался не ахти, я могу и получше, но сходствоесть, охранник смотрит победно: знай наших, уж хозяина-то узнаем издали.И все знаки почтения на месте, иерархия соблюдена, этого не отнять.

– Круто, – согласился я. – Молодец ваш новыйдиректор.

– Это точно, шеф, – согласился он и тут жедобавил: – У вас меткий глаз на кадры!

И это знают, мелькнуло у меня. Надеюсь, знают не все.Должна бы стыдиться директорша, но почему-то стыдно мне.

Недлинный коридор приятно пахнет свежим ремонтом. Вдали двоевышли покурить, но, увидев меня, сразу же сделали вид, что идут по делу, июркнули в дверь напротив.

Шаги мои становились все замедленнее. Стало жарко, я сизумлением ощутил, что к щекам прилила кровь. В замешательствеостановился, ноги стали ватными, а сердце застучало так, словно иду на важныйдля себя экзамен.

В коридоре показался лысоватый мужчина с бумагами, японял по его безмятежному виду, что грозного хозяина во мне не признал, идетравнодушно и почесывает за ухом. Я с облегчением вздохнул и толкнул дверьприемной.

В помещении, оформленном недорого, но со вкусом,молоденькая девчушка, похожая за эльфа, спрятавшего уши под высокой прической,быстро-быстро печатает на компьютере, не отрывая взгляда от экрана.

– Здравствуйте, – сказала она приветливо и улыбнуласьмило, – вы к кому?

– К Екатерине, – сообщил я. – Директору тоесть.

– По какому делу?

Я улыбнулся.

– По очень важному. Лапочка, меня зовут ВиталиемВладимировичем.

Она охнула, округлила глаза и вскочила, едва не вытянувшисьв струнку. Щеки стали алыми, пунцовыми, а затем краска сползла на шею.

– Простите, – пролепетала она, – я вас не узнала.

– Немудрено, – утешил я. – Вы новенькая.

Я прошел через приемную, за спиной девчонка бросилась ктелефону, а я толкнул дверь и сразу ощутил, что кабинет изменился, как если быцарская конюшня превратилась в деловой зал для переговоров. Стены отделаныпанелями из хорошего дерева, за большим солидным столом Екатерина в строгомделовом костюме, великолепная прическа, а длинные ноги из-под стола все так жедразнят великолепием и совершенством.

Она подняла глаза, я поклонился с порога. Она вздрогнула,вскочила, сразу растеряв имидж сильной и уверенной бизнес-леди.Я нахмурился и жестом заставил ее опуститься в директорское кресло. На еелице выражение испуга быстро уступило место, как ни странно, облегчению.

– Наконец-то!

– Что-то случилось? – спросил я встревоженно.

– Ничего особенного, – ответила она с живостью, –однако вы с того дня не показывались вовсе!

Я усмехнулся.

– Это вовсе не значит, что не следил. Да-да, иногдазаглядываю… в «Деловой вестник». Рейтинг поднимается, а падений уровня что-тоне замечал вовсе.

Она вытащила из ящика стола пухлую папку, многиепредпочитают просматривать эти сотни страниц, но не я: здесь нет поиска,гиперссылок и прочих функций, облег­чающих работу и вообще жизнь.

– Здесь отчет, – произнесла она.

– А в электронном виде?

Она с готовностью щелкнула мышкой.

– Есть и в электронном.

– Хорошо, – сказал я. – Спасибо.

– Возьмете домой или проверите здесь? – спросила она.

– А вы как хотите?

– Дома спокойнее, – ответила она, – зато здесь ясразу могу комментировать и давать разъяснения.

Я отмахнулся.

– Вообще-то я зашел не за этим.

Она насторожилась, в глазах проступила тревога.

– А за чем?

Я спохватился, как бы не подумала, что снова потребуюсосать, каким же скотом я себя показал, сказал поспешно:

– Екатерина Васильевна, я смотрел со стороны, как выработаете, и… восторгался. Я бы так не смог. Не скажу, что я бы угробилфирму, но никогда бы не добился таких успехов. А если принять во внимание,что вы ее держали на своих плечах еще при Воване, то всем ее ростом фирмаобязана вам.

Тревога в ее глазах не исчезала, а когда я сделал паузу,вставила поспешно:

– Я же сказала, вы не забирали прибыль, это даловозможность расширяться и захватывать регионы…

– Все равно, – возразил я, – другие бы завалилиработу в любом случае!.. Так что я подумал и решил, что честнее передать фирмутому, кто больше всего для нее сделал.

Она вздрогнула.

– Это… как?

– Передать вам, – сказал я. – Право собственности.Вы будете, помимо директорства, еще и хозяином. Или же возьмете себе другогодиректора, хотя, зная вас, сомневаюсь, что найдете лучше себя, а хуже… брать незахочется.

Она, побледнев, смотрела расширенными глазами.

– Вы шутите!

– Нисколько, – заверил я.

– Но это же… огромное богатство!

– Не такое уж и огромное, – возразил я. – Вовсяком случае, теперь оно будет в достойных руках.

Она, все еще бледная, сказала быстро:

– Я не могу это принять!

– Почему?

– Это… слишком много! И еще… почему?

– Не знаю, – ответил я откровенно. – Должен же я вчем-то принести жертву? Меня до сих пор жжет тот день и час, когда вы… когда я…словом, когда потребовал доказательства подчиненности положения. Я показалсебя таким говном, а вы… что вы могли сделать?

Она покачала головой.

– Я могла уйти, – ответила она тихо.

– У вас было отчаянное положение с финансами, –напомнил я. – Это я потом узнал.

– Все равно я могла уйти, – сказала она. –И ушла бы…

Она запнулась, оборвала себя на полуслове.Я насторожился.

– Если бы?

– Если бы не увидела что-то в ваших глазах, – ответилаона тихо.

– А что в них было?

– Тоска.

– Тоска? – переспросил я. – У меня тоска?А мне кажется, что я тогда как раз пребывал на вершинах… упоения, что ли. И наслаждалсябезмерной властью.

Она покачала головой:

– Вы старались ею наслаждаться. Это совсем другое, чемнаслаждаться. Вы убеждали себя, что нужно вести себя именно так. Это я увиделаи… пошла навстречу. Потому что на самом деле вам не нужен был этот бабуиновскийжест подчинения. Потому мы оба ощутили облегчение, когда этот узел развязалсятаким образом. Вам не нужно себя винить. То были не вы, а… та личина, в которыйвы тогда выступали.