– А что потом?

– А ты бы чего хотел «потом»? – горько спросила Тамара. Словно обухом по голове ударила.

Нельзя было просто сказать «не убивайте друг друга». Мы с самого начала знали, чем должно кончиться дело. А я еще и сбежал с Бенни. Они друг другу враги, но и я им такой же враг. Не имею никакого права указывать, что им делать, а что нет. Более того, может статься, что завтра Индиго приставит мне нож к горлу. Или Тамара – пистолет к виску. Или Бенни пустит в ход свой ржавый скальпель, и придется решать, останавливать его или нет.

– В стене лаборатории заложены бомбы, – предупредил я. Индиго снял и встряхнул китель Тамары, когда-то красный, а теперь грязный и выцветший. – Будьте осторожны.

– Мы в курсе, Шон, – ответила та, надевая его.

Я не мог допустить, чтобы они ушли. Просто не мог – ведь через несколько часов нам, возможно, придется убивать друг друга, и неужели все вот так и закончится?

– Слушайте, мы, наверное, можем что-то придумать… – начал я, но Тамара перебила:

– Я должна тебе кое-что сказать.

Не извиниться – просто сказать. Что ж, Огнеглазка в своем репертуаре…

– Поступок того сенатора не имеет оправдания. Такие методы недопустимы для представителя власти, а попытка заставить тебя украсть Философский Камень из-под носа спецслужб вообще преступна. Моему руководству неизвестно, почему выбрали именно тебя и каким образом сюда отправили, – за это я могу поручиться. Но что кто-то полетел к заброшенному кораблю, в правительстве знали.

Ничего себе заявление. Понять бы еще, к чему оно.

– Что?

– Сенатору, – сказала Тамара, – были даны четкие указания: найти гражданских специалистов, готовых отправиться в опасную экспедицию по заданию правительства. Готовых, заметь, – то есть добровольцев. Эти добровольцы должны были прилететь на гражданском корабле, пристыковаться и сразу же улететь, как только Посланники их там заметят.

В ушах глухо шумела кровь. Должно быть, я поэтому ничего не понимал.

– Что ты такое говоришь?

– Моя группа устроила ловушку, – спокойно продолжала Тамара, – но поймать в нее Посланника не смогла – они все не летели и не летели. Времени до взрыва у нас оставалось все меньше… точнее, у меня, – поправилась она, едва заметно дрогнувшим голосом, – все остальные к тому времени погибли. Можно было послать сигнал бедствия, но Посланники не купились бы на эту уловку, они слишком осторожны. А я хотела, чтобы они потеряли осторожность. Они могли почуять, что это западня, а надо было, наоборот, заставить их броситься сюда в спешке и ничего не опасаясь.

Она прерывисто вздохнула. И продолжила, уже спокойно и размеренно:

– Да, я могла запросить эвакуацию. Но если бы Посланники увидели здесь республиканские военные корабли, то явились бы во всеоружии, подозревая, что это ловушка и готовясь к ожесточенному сопротивлению. Как на Кийстроме. А вот если бы прилетел один-единственный гражданский корабль… да, они бы все равно занервничали, поскольку не могли допустить, чтобы Философский Камень достался людям. Но не стали бы отправлять сюда целую армию – вполне хватило бы «полного спектра», отряда из семерых. Который бы высадился, не ожидая встретить сопротивления. Так и вышло.

Индиго никак не среагировал. Либо она уже успела ему рассказать, либо сам давно догадался.

– Я знала, что смогу подготовить ловушку на семерых Посланников, – продолжала Тамара все тем же неестественно спокойным тоном. – Поэтому и посоветовала командованию направить сюда гражданское судно.

Она появилась сразу, как только «Гадюка» пристыковалась к «Безымянному». Вылезла из стены, чтобы поглядеть на нас, а мы потрясенно вытаращились на нее. И по нашим ошарашенным лицам поняла: что-то пошло не так. Заорала, и все решили, что она сумасшедшая. А она молча сидела и внимательно слушала наши разговоры. Из них можно было узнать все: по чьему заданию мы прилетели и раскрыли ли ее легенду. Потом явился Индиго: Посланники наконец клюнули на приманку. Но мы-то ничего не знали, и из-за этого все ее планы пошли насмарку. Мы слишком долго болтали, в итоге Посланники захватили нас, и ситуация вышла из-под контроля.

Сенатор выбрал меня, чтобы извлечь из правительственной операции личную выгоду. Квинт, возможно, именно поэтому требовала убить Огнеглазку на месте. Но в том, что я оказался здесь, виновата именно она, Тамара Гупта.

Она застегнула и одернула китель. Я посмотрел на Индиго. Именно он бы попался в ту ловушку, сработай она как надо. Он-то наверняка понимал, что я чувствовал теперь, зная, чьим махинациям обязан своим положением.

Индиго спокойно встретил мой взгляд.

– Я командовал операцией по захвату Кийстрома, – просто сказал он.

74. Искажение настроек

В ушах уже не шумело, а грохотало. Индиго и Тамара вышли в коридор вместе, а потом разошлись в разные стороны. Тамара забрала сумку, но оставила возле меня свой фонарик. Индиго до минимума убавил яркость огней: теперь они едва заметно мерцали бледно-голубым.

Пять минут назад я бы бросился их догонять. Звал бы по именам, умолял вернуться. А теперь просто сидел на полу в маленькой каморке на «Безымянном» и тонул в белом шуме в собственной голове.

Нужно было помолиться, только слова не шли. Я провел пальцем по шрамам на правой руке, что тянулись от мизинца к запястью. Последний раз чувствовал себя таким опустошенным и одиноким, когда навсегда улетал с Кийстрома на крошечном кораблике Бенни. Был бы нож или хоть тот ржавый скальпель, я бы восславил Бога Крови еще парой отметин. Хотя, боюсь, превратиться в настоящие памятные шрамы они бы не успели.

Но ведь на ноге и так есть готовая рана. Я до этого глянул мельком – довольно глубокая, шрам должен остаться. Можно разодрать ногтями, чтобы кровь потекла. По традиции так не положено – как, впрочем, и наносить шрамы в честь республиканского офицера и Посланника, убившего твою семью. А хороший шрам получится, длинный…

Я коснулся края раны, и кожу обожгло острой, пронзительной болью. Организм недвусмысленно давал понять: НЕ ЛЕЗЬ, ИДИОТ! Но я упрямо, несмотря на боль, провел пальцем прямо по ране. И не мог толком поверить в то, что ощутил.

Рана была действительно широкая. И кровь, которая из нее вытекла, еще не успела толком засохнуть на штанах. Но я с этой раной как-то шел, а потом даже бежал, и от этого кровотечение должно было еще усилиться. А оно почему-то прекратилось. Более того, рана вообще закрылась. Не превратилась в шрам, конечно, для этого она слишком свежая и глубокая. Но края стянулись.

Я нашарил фонарик Тамары – почему-то только с третьей попытки. Рука дрожала, луч прыгал и дергался. Кое-как направив его на ногу, я не увидел ни зияющей раны, ни запекшейся болячки. Только длинную тонкую красную линию. Словно рану зашили, только на поверхности не