Это на поверхности. Но внутри у меня оставались боты Сновидца, и их острые лапки вполне могли сойти за иглы.

К горлу подкатила тошнота. Кто-то чудовищно исказил ботов, созданных устранять и предотвращать неполадки, сказал Индиго.

Созданных устранять неполадки…

Я посветил слабеньким лучом на свою руку. Там была длинная царапина с уже засохшей болячкой – один из манекенов достал когтем, когда мы убегали. Я подцепил струп двумя пальцами и дернул. Зажить полностью она, конечно, не успела и оторвалась «с мясом». В получившемся желобке выступила кровь. Нет, мало! Я ковырнул царапину ногтем, чтобы открылась полностью, и стал смотреть, как кровь струйкой стекает вниз, к локтю. И тут края царапины прямо у меня на глазах сомкнулись, как будто их что-то соединило изнутри.

Агенты Сновидца вовсе не убивали меня.

Они… чинили.

У вас что-то в шее, говорил компьютер в видениях. Он имел в виду имплант. И я ответил, что его не должно там быть…

А голова перестала болеть уже некоторое время назад.

Я поднял трясущуюся руку и поднес к затылку, не решаясь прикоснуться. Он никуда не делся, убеждал я себя, пытаясь дышать ровно. Сейчас дотронусь, и там будет та же опухоль, что и в прошлый раз. А если она уже рассосалась, то нащупаю горошину импланта в основании черепа, где она и была. И не важно, что голова уже не болит. Имплант никуда не делся.

Я осторожно, кончиками пальцев коснулся затылка, ожидая, что там снова вспыхнет боль. Кожа была ровная и прохладная – ни опухоли, ни воспаления. Провел пальцами вверх-вниз по шее. Ничего. Только гладкая, абсолютно здоровая кожа, под которой бугрятся шейные позвонки. Нажал посильнее, но нащупал только мышцы и кости. И больше ничего.

Имплант исчез.

75. Бенни

Я шел вдоль стены лаборатории 17, пока не увидел Бенни. Он стоял на коленях в углу, внимательно разглядывая хлипкую обшивку. Повезло, отстраненно подумал я. Если бы пошел в другую сторону, я без конца блуждал бы здесь и мы бы так и не встретились. Мысль мелькнула и исчезла, ее вытеснили другие. О ловушке, устроенной лейтенантом Гупта. О преступлениях Индиго. И о том, что в затылке у меня больше нет никакой бомбы.

– А, это ты, – сказал Бенни, опуская фонарик и скальпель, которым ковырял стену.

– Бенни.

Мысли метались так, что, кроме его имени, ничего на ум не приходило.

– Что произошло? Тебя преследуют?

Он посветил мимо меня, в темноту, словно ожидая кого-то там увидеть. Но я знал, что это невозможно. Ни Тамары, ни Индиго здесь нет. Они ушли, оборвав все связи со мной.

А этот древний корабль разорвал поводок сенатора.

– Нет, – ответил я, – мы с ними расстались. Навсегда.

– Ну, ты еще поплачь из-за этого, – буркнул Бенни, снова развернувшись к стене.

Я глядел на его профиль, на плечо, шею и голову. Имплант должен быть вон там, где заканчивается линия волос.

– Бенни, – окликнул я негромко. Тише, чем его скальпель шкрябал по стене. – У меня в голове больше нет импланта. Они его уничтожили. Эти наноботы не убивают, а чинят.

– Ты о чем?

– Сенатор теперь не может меня убить. Бенни, нам не обязательно красть Философский Камень.

– Да что ты несешь?

Он стоял на коленях, со скальпелем в здоровой руке. Фонарик лежал на полу, едва освещая его грязное лицо. Знакомое до боли, последнее родное лицо с Кийстрома. Я вдруг заново ощутил, как привязан к нему.

– Мы можем улететь прямо сейчас.

Он смерил меня взглядом.

– Ты рехнулся?

– Нет. Вот, смотри. – Я сел рядом, поджав ноги, и вытянул вперед руку. А потом внушил боту Сновидца вылезти и лететь к стене, заделать царапины от скальпеля Бенни.

Один из мелких порезов на ладони вдруг вспучился и разошелся. На поверхность выбралась, поблескивая, крохотная металлическая пчелка. Затрепетала крылышками и поднялась в воздух. Сверкнула в луче фонарика, устремилась к стене и села на одну из царапин.

Бенни в ужасе отпрянул – от стены, от бота и от меня.

– О Бог Крови, – прошептал он.

Я сжал кулак, пряча капельку, выступившую на ладони.

– В меня проникли боты здешней системы самовосстановления, – пояснил я. – Так было со всеми, кто сюда попадал. Но они умерли, а я нет. Пока мы шли, я думал, эти боты меня медленно убивают – а они, наоборот, устраняли повреждения. Имплант из головы тоже убрали.

Бенни с неприкрытым ужасом таращился на меня, тяжело дыша.

– И тебе они тоже могут помочь, – продолжал я. – Правда, сначала будут небольшие галлюцинации, там придется ответить на один вопрос на аменге. Но я помогу, научу, что надо говорить. И тогда мы сможем просто плюнуть на этот Камень, добраться до «Гадюки» и свалить отсюда.

– «Гадюка» у Посланников, – машинально отозвался Бенни. Он все еще глядел на меня широко раскрытыми глазами, как на что-то непонятное и опасное.

– Да ладно тебе. Что мы, не уведем ее у них? – ухмыльнулся я, разжав кулак. Ранка на ладони уже успела закрыться. – Нам так и так надо это сделать, иначе не выберемся. Или есть другие идеи?

Я так долго прокручивал в голове наши действия при самом плохом раскладе, что уже и забыл, как это – надеяться на счастливый исход. И вот теперь мы, благодаря негаданной помощи, внезапно обрели свободу. Можем убраться с этого корабля, можем отомстить сенатору, но это все ерунда. Главное – мы свободны!

– Шон, ты что, совсем с ума сошел?

Уничтожить имплант у него в голове, добраться до «Гадюки», рвануть подальше отсюда, выяснить, где сенатор хранит свои сбережения, и уменьшить его счет на пару миллионов терраков… Все эти хрупкие кусочки, из которых я начал мысленно складывать картину будущего, разлетелись в один миг, как осенние листья на ветру.

– Я…

– У тебя внутри какая-то хрень, ты понятия не имеешь, как она работает, и хочешь в меня ее запихнуть?

Как он не понимает?!

– Я жизнь тебе спасти хочу! Иначе бы не предлагал. Думаешь, было приятно, когда эти боты целой стаей полезли мне в глаза? Пойми, я не желаю тебе зла, а хочу помочь! Мы же обещали друг другу, помнишь?

– Мы обещали, – бросил Бенни. Голос был холодный и колючий, словно осколки металла, торчащие из снега. – Но ты последние несколько лет только и делал, что мешал мне выживать.

– Что за бред?

– Ты обещал заботиться прежде всего обо мне. Но всякий раз какие-то другие люди для тебя оказывались важнее. Иногда это ничего не значило, и я не обращал внимания, выбора-то все равно не было. Родители погибли, друзья тоже. Остался только ты.

– Так и у меня то же самое, – сказал я, но он словно бы не слушал. – Не понимаю, о чем ты? Какие «другие»?

– А иногда выходило