но стоило пойти дождю – и крыша начала протекать. Схватив промокшее одеяло, Тан Цзэмин перекинул его через внутреннюю оконную створку просушиться и оттащил соломенную подстилку в сторону. Затем оглянулся и увидел, что тут и там на полу блестят лужи.

Выйдя в общий зал, Тан Цзэмин решил примоститься там, двигаясь осторожно, чтобы не разбудить Лю Синя, который спал в своей комнате. В самом доме не было дверей. Точнее, была одна, совсем ветхая, что сейчас приоткрылась от сквозняка. Спящий юноша, дрожащий и свернувшийся в три погибели на циновке, был укрыт лишь халатом – единственное их одеяло он отдал Тан Цзэмину.

Видя, как Лю Синь ворочается и ударяется головой о твердый пол, мальчик стянул с себя халат, подошел ближе и опустился на колени. Лю Синь внезапно проснулся, почувствовав, как его голову приподнимают, подкладывая под нее что-то мягкое.

– Цзэмин? – сонно моргая, спросил он.

– Прости… – тут же отпрянул Тан Цзэмин, все еще помня, как поступала с ним хозяйка, стоило ему издать шум ночью. Не увидев в глазах Лю Синя ни толики злости, он медленно выдохнул, чувствуя, что сердце вновь начинает свой ход.

– Не спится на новом месте? – Лю Синь приподнялся, зябко передергивая плечами: стылые осенние сквозняки, гулявшие по полу, давали о себе знать.

– Дождь залил все одеяло. Я посплю в зале, – ответил Тан Цзэмин и собирался встать, но был остановлен рукой, потянувшей его обратно.

Лю Синь приподнял край своего халата со словами:

– Не говори глупостей, ложись.

Тан Цзэмин застыл, распахнув глаза. Он и в самом деле думал провести ночь в зале – это было бы лучшим вариантом. Он согласился бы даже на крыльцо, лишь бы его не отправляли под дождь за то, что разбудил.

– Давай быстрее, холодно, – поторопил его Лю Синь.

Не смея перечить, Тан Цзэмин нырнул под халат, тут же ощутив тепло от нагретого воздуха под импровизированным одеялом.

Подтолкнув Тан Цзэмину часть халата под голову, Лю Синь притянул его ближе, медленно выдохнул и вновь уснул.

Тан Цзэмин до рассвета не сомкнул глаз. Вперившись невидящим взглядом в шею юноши, он боялся пошевелиться или громко вздохнуть.

Лю Синь проснулся с первыми лучами солнца, и только тогда Тан Цзэмин закрыл глаза, притворяясь спящим. Аккуратно выбравшись и накрыв мальчика его же халатом, юноша вышел из дома, не замечая благодарный взгляд синих глаз вслед.

Уже вечером, вернувшись из кузницы Гу Юшэна после тренировки, Тан Цзэмин увидел несколько подростков, снующих по их двору с ивовыми брусьями. Размахивая руками, Лю Синь показывал им, где именно нужно заделать крышу.

Видя, как юноша отдает серебряные монеты – целое состояние по меркам этого города, – Тан Цзэмин не мог поверить глазам. Ему не верилось, что кто-то, работая целыми днями, готов расстаться со своими деньгами лишь для того, чтобы он не спал под дождем, хотя мог бы просто отправить его на улицу под хлипкий навес.

Тан Цзэмин опустил голову, переводя дыхание и чувствуя тепло в груди. За всю его жизнь никто и никогда не делал для него ничего подобного.

– О, Цзэмин, ты вернулся? – крикнул с крыльца Лю Синь. – Помоги-ка мне с этим!

Тан Цзэмин быстро помчался в дом, готовый сделать все, что бы ему ни поручили.

Упершись в стену лбом, он с силой зажмурился, больше всего на свете желая оказаться по ту сторону и снова почувствовать тепло. Тан Цзэмин пролежал так почти до утра, вслушиваясь в тихое дыхание Лю Синя, как вдруг уловил знакомые задушенные хрипы.

Мигом подскочив, он ринулся в соседнюю комнату.

Лю Синь лежал на кровати, нервно сжимая кулаки и мотая головой, словно что-то отгонял. Подойдя ближе, Тан Цзэмин сел на краю и, прикоснувшись к волосам юноши, принялся тихо напевать одним им известную мелодию. Мальчик не знал почему, но только услышав знакомый мотив, они оба успокаивались, как бы страшно им ни было.

Слушая, как дыхание Лю Синя постепенно выравнивается, Тан Цзэмин продолжал тихо напевать, как вдруг услышал тихий голос позади:

– Я сказал тебе, что ты не можешь больше спать вместе с ним в одной постели.

Тан Цзэмин тут же прикрыл плечи Лю Синя, который был в одном исподнем, одеялом. Оглянувшись, он впился в незваного гостя немигающим взглядом:

– Что вы делаете в комнате моего ифу так поздно?

Гу Юшэн, стоящий в дверях, не сводил с него глаз.

– Вообще-то, сначала я зашел в твою комнату перед отъездом, но не нашел тебя там.

Тан Цзэмин почувствовал раздражение и, понизив голос, ответил:

– Вы говорите о приличиях, однако не постеснялись войти в комнату ифу без разрешения. Даже если я нахожусь здесь, у вас нет никакого права входить сюда, пока он спит.

И без того темные глаза Гу Юшэна, казалось, окончательно почернели.

– Как ты разговариваешь со старшими?

– Если ифу скажет мне уйти – я уйду, но вы не можете вмешиваться в наши дела.

Гу Юшэн молчал некоторое время, обводя комнату взглядом, после чего усмехнулся:

– Твой язык становится длиннее день ото дня, парень. Сяо Вэнь неплохо тебя обучил.

– Это не его заслуга. – Тан Цзэмин отвернулся, поправляя одеяло.

Увидев, что Лю Синь окончательно успокоился, он встал с кровати, не давая мужчине повода задерживаться, и вышел сам, плотно закрыв за собой двери.

– Зачем вы искали меня? – спросил Тан Цзэмин, выходя в зал.

– Хотел напомнить тебе, чтобы ты не забывал о тренировках в эти дни. – Гу Юшэн выудил из-за пазухи ключ от тренировочного павильона. – Ты можешь приходить туда, но помни, – он внимательно посмотрел на мальчика, – Лю Синь не должен знать.

Тан Цзэмин некоторое время смотрел на него в ответ, после чего схватил ключ. Затем развернулся и направился на кухню, чтобы приготовить завтрак.

Днем Лю Синь и Сяо Вэнь работали над вытяжкой опия для создания анестезирующего средства. Лю Синь скрупулезно записывал весь порядок действий, на что Сяо Вэнь усмехнулся:

– Даже я в свои годы не вел столь подробных записей. – Видя, как Лю Синь улыбнулся, не поднимая глаз, он спросил: – Ты хочешь стать лекарем?

Лю Синь помолчал некоторое время, прежде чем ответить:

– Я не думал об этом, травы и снадобья мне более по душе. На лекарях слишком большая ответственность за жизни. Я боюсь допустить ошибку.

«Резать кого-то? Нет, спасибо», – содрогнулся Лю Синь.

Сяо Вэнь опустил склянку с коробочками снотворного мака и кивнул:

– Этому не обучиться за пару лет. Возможно, через некоторое время я возьмусь за твое обучение и в этом деле. На изучение одних только жизненно важных точек у меня в свое время ушел не один год.

Лю Синь кивнул, вспоминая, как несколько раз помогал Сяо Вэню, когда к тому приносили больных. Лекарь уверенно обращался с острыми инструментами, которые у самого Лю Синя вызывали лишь тошноту и мороз по коже. Юноша понимал, что вряд ли когда-нибудь сможет освоить столь тонкое и ответственное мастерство. Если с вправлением костей и вывихов он как-нибудь справится, то с вскрытием брюшной полости или нарывов – вряд ли.

У Сяо Вэня была большая библиотека и множество трактатов, написанных лично им, и Лю Синь время от времени изучал их. Особенно его заинтересовали собрания первоэлементов, которых насчитывалось всего шесть, не считая подвидов: огонь, земля, вода, дерево, металл и воздух. Из-за духовных корней заклинателей их организм несколько отличался от простых людей. В них, как и во внешнем мире, предполагалась постоянная борьба двух полярных сил; здоровье или болезнь определялись их соотношением. Недуги делились в основном на эти же две группы: «ян» и «инь». Болезни первой группы можно было определить как характеризующиеся избыточной работой организма, а второй группы – недостаточной. Лю Синь заинтересовался именно этой стезей, поскольку рядом с ним находился маленький заклинатель, о котором он должен был заботиться. Отложив книги, он пообещал себе взяться за их изучение сразу после токсинов.

Как и планировал, Лю Синь решил поговорить с Сяо Вэнем о своих изучениях. Он вкратце пересказал ему, что успел узнать о сыпучих ядах и поведал причины своего решения, на что Сяо Вэнь, который до этого внимательно и молча слушал, с улыбкой произнес:

– Я уже знаю, что ты изучаешь яды.

Лю Синь распахнул глаза. Лекарь в ответ