– Сопляк невоспитанный, как ты разговариваешь с девушкой старше себя! – прикрикнул на него Го Тайцюн, едва прожевав кусок мясного пирога и расплескивая чай.

– Синь, ты слышал? – вскинул брови Шуя Ганъюн. – Он назвал меня сопляком! А я, между прочим, старше вас всех, не считая Цайтянь, так что прояви-ка уважение, мелкий засра… – В лоб ему прилетела мясная булочка.

Над столом разразился смех, и громче всех хохотала Ма Цайтянь, хоть и пыталась прикрыть рот рукой. Несмотря на то что она в самом деле старалась вести себя учтиво и сдержанно, как и должно ее положению, в компании друзей это было попросту невозможно. Воспитанной в строгих порядках Ма Цайтянь казалось, что сейчас она впервые в жизни искренне смеется, не считая моментов со своей дочерью.

Глядя на шокированного Шуя Ганъюна, которого сразили мясным баоцзы, Лю Синь усмехнулся:

– Значит, насчет «невоспитанного» ты спорить не собираешься?

С щелчком раскрыв свой веер, сегодня расписанный гомоэротичными картинками, Шуя Ганъюн выдохнул:

– Как сказать… Я могу быть очень воспитанным, если захочу.

Увернувшись от очередного снаряда, он показал язык Го Тайцюну и подсел к Ма Цайтянь, подливая ей чай.

Глава 33. Первые аккорды

Стоял жаркий осенний день, и солнечные лучи прогревали землю, насыщая ее остатками тепла перед зимними холодами. Командир отряда стражников, отвечающих за охрану периметра военного полигона, вышел через задние ворота, обмахиваясь круглым веером и сетуя на погоду. Зачерпнув ковшом воды из бочки, он в три больших глотка осушил его и направился мимо патрульных. Трое стражников низшего ранга вытянулись по стойке «смирно», хотя еще мгновение назад стояли вразвалку, изнывая от духоты и жажды.

Не удостоив подчиненных и взглядом, командир спешно прошел к подведенному помощником коню и, вскочив на него, отправился в свою резиденцию.

Все трое стражников вмиг выдохнули и снова привалились к стене. Солнце палило нещадно, и узкие парапеты крыш над задними небольшими воротами не давали ни цуня тени.

Самый младший из стражников жалостливо протянул:

– Хорошо быть командиром… Наверное, сейчас он до конца дня будет развлекаться и пить холодное вино, пожевывая фруктовый лед, а нам стой тут…

– Еще и бродяга этот только душу травит, – поддержал его самый старший, лет сорока, глядя в сторону человека в бамбуковой шляпе и дырявой накидке. Бездомный сидел неподалеку и играл на пипе, неуверенно перебирая струны.

Мужчина чуть помладше усмехнулся.

– Как насчет того, чтобы сегодня вечером посетить цветочный дом на улице Хундэн? Говорят, новая партия сестриц там просто загляденье, – воодушевился он, прикрывая глаза.

Старший хмыкнул, складывая руки на груди:

– Думай, что болтаешь. Девицы того дома только знать обслуживают, куда тебе на свое жалованье туда соваться? Да тебя на порог не пустят!

– Эй! – взвился мужчина в ответ.

Младший же стражник, пока его товарищи переругивались, смотрел перед собой, лениво моргая и мечтая лишь о фруктовом льде да о чарке вина.

Вздохнув, он прикрыл глаза, а когда вновь открыл их, то увидел, как на пригорок перед военным полигоном въезжает открытая повозка, которую тянули два осла, медленно бредущих за морковкой. Возница посмеивался и рассказывал истории трем миловидным девушкам, которые смущенно смеялись и прикрывали подчеркнутые красной яшмой губки, то и дело лукаво сверкая подведенными лисьими глазами в сторону провожатого. Разодетые в яркие шелковые наряды, что едва прикрывали белоснежные лодыжки, они выставили ножки за борт экипажа, демонстрируя себя во всей красе.

– Господин, – протянула одна из них, – долго еще?

Возница ласково улыбнулся, оборачиваясь к ней, и ответил:

– Еще немного, госпожа. Резиденция главы лодочного производства вон за тем холмом.

Двое стражников оставили перебранку и вперились в повозку хищными взглядами, подмечая несколько бочонков вина и женщин.

Средний выступил вперед, опираясь на свое копье, и громко произнес:

– А ну стой!

Возница натянул поводья.

– Че надо? – откликнулся он, переводя на стражника ленивый взгляд.

– Кто такой и куда едешь?

– Ослеп, что ли? – скривил губы извозчик и кивнул себе за спину. – Везу вино и женщин господину Хэ.

Трое стражников закружили вокруг экипажа. Средний, рассматривая изящных красавиц, расплылся в слащавой улыбке, на что те захихикали, перешептываясь.

– Дайте пройти, – закатил глаза возница. – Если опоздаю к главе, он с меня три шкуры спустит.

Старший стражник хмыкнул.

– Господин Хэ – важная фигура в Яотине, как же мы можем так просто тебя отпустить? – вскинул он бровь. – Вдруг вино отравлено?

– Точно, точно! – поддержал самый младший, подходя к бочонкам ближе и уже чувствуя исходящую от них приятную прохладу. – Глава судостроения ни за что не простит нас, если мы пропустим неизвестно кого в его дом.

– Поставками ведь обычно занимается таверна старины Чэня с красной улицы, ты-то кто такой?

Возница закатил глаза и спрыгнул с повозки.

– Теперь поставкой займется «Хмельной соболь», – заявил он, с щелчком раскрывая веер с нарисованными на нем налитыми женскими грудями, и, медленно обмахиваясь им, позволил вдоволь оценить свое мастерство.

Наклонившись к мужчинам, Шуя Ганъюн заговорщически произнес:

– Говорят, пару дней назад прислужник старины Чэня доставил господину Хэ вино, очень странное на вкус, словно в него кто-то помочился. Разразившись бранью, глава прогнал поставщиков взашей, отказавшись иметь с ними дело. – Видя, как стражники заинтересованно внимают сплетне, он самодовольно добавил: – К тому же «Хмельной соболь» – лучший по производству вина в Яотине, разве не слышали?

Старший провел рукой по своей короткой бородке и прищурился:

– Если так, то мы тем более не можем позволить тебе пройти, не сняв пробу. Как же мы потом в глаза господину Хэ смотреть будем, если ты оплошаешь или вино испортилось в такую жаркую погоду?

Двое остальных быстро закивали и убрали свои копья за спину.

Шуя Ганъюн напустил на себя задумчивый вид, покачивая головой:

– На самом деле я и впрямь приехал слишком рано. Просто сестрицы… – он повернулся к девушкам в повозке, – так нетерпеливы и соскучились по ласке, что я хотел как можно скорее доставить их к господину. – Стоя спиной к стражникам, Шуя Ганъюн вскинул бровь, подавая сигнал куртизанкам, и те тут же оживились, вставая со своих мест.

– Вот и славно, – хлопнул его по плечу средний стражник. – Младший брат, вскрывай бочонок! – Подойдя ближе к девушкам вместе со старшим товарищем, он начал помогать им спускаться, трепеща от прикосновений к их белоснежным рукам.

Вся небольшая компания переместилась чуть ближе к стене и холму, чтобы видеть въезжающих на гору. С другой стороны дороги все равно редко кто-то спускался, предпочитая не столь крутой объезд.

– Бродяга! – крикнул старший стражник. – Сыграй что-нибудь веселое!

Бездомный, поправив свою бамбуковую шляпу, заиграл быстрый мотив и запел неожиданно красивым приятным голосом:

– Странно всем, что терем я закрыла и наружу ни ногой.

Государь, покинув залу, потревожил мой покой.

Из окна смотрю я – сад цветет весенним пестрым цветом.

Вдруг я слышу, тихий шорох раздается:

Кто-то средь цветов… смеется[44].

Шуя Ганъюн не скупясь подливал вино, а женщины, расправив изящные плечи и опустив наконец веера, явили себя во всей красе, подпевая песням и ухаживая за мужчинами, оглаживая и разминая им мышцы белоснежными пальчиками, тут же игриво отстраняясь, если воины пытались их схватить.

– Какое странное вино… – протянул самый младший, сидя на телеге и смотря в чарку.

Шуя Ганъюн хмыкнул, оглядывая помеченный красной точкой бочонок:

– Лучшее в Яотине. Ты такого точно еще не пробовал.

Тот в ответ лишь закивал, медленно моргая.

Двое других мужчин выпили еще по несколько чарок, прежде чем свалились в бесформенную груду у стены.

Проверив всех троих, Шуя Ганъюн вынул из кармана мешочек с деньгами и кинул одной из куртизанок. Та ловко его перехватила, растягивая губы в улыбке.

Шуя Ганъюн обернулся и свистнул.

Бродяга, до этого перебиравший струны, резко сорвал шляпу и скинул драный плащ с плеч.

– Думал, задохнусь, – жадно хватал ртом воздух Лю Синь, оглядывая