– И он не шутил.

– Как много ей было известно о деятельностиСэма в Клане?

– Даже не представляю. Дома на эту тему неговорили. Помню, после ареста мать долго чувствовала себя оскорбленной.Некоторое время пряталась от репортеров у Эдди, то есть у вас.

– И не присутствовала ни на одном изпроцессов.

– Да. Сэм запретил ей появляться в суде. Умамы были проблемы с давлением, этим-то предлогом он и воспользовался.

Двигаясь по узкой дорожке, оба оказались встарой части кладбища. Ли подняла руку:

– На противоположном холме, вон там, поддеревьями, хоронят чернокожих.

– Как? Даже сейчас?

– Ну да. Не помнишь? “Ниггер должен знать своеместо”. Местные жители до сих пор приходят в ужас от мысли, что рядом с ихпредками вдруг будет лежать человек с иным цветом кожи.

Адам недоверчиво покачал головой. Под толстымисучьями дуба у самой вершины холма оба опустились на траву. Вдалеке внушительнопоблескивал купол окружного суда.

– Девчонкой я очень любила играть здесь, –сказала Ли. – Каждый год Четвертого июля городские власти устраивают фейерверк.Лучше всего смотреть именно отсюда. Пушки, из которых стреляют, стоят в парке.Утром мы неслись на велосипедах в город смотреть парад, купаться в бассейне ипросто валять дурака. После захода солнца, когда темнело, мы пробирались сюда,рассаживались по надгробиям и с нетерпением ждали первого залпа. Взрослыемужчины не выходили из машин, сидели и тянули из горлышек кто пиво, а кто ивиски. Их жены с младенцами на руках поднимались к нам. А потом мы, оглашаякладбище дикими воплями, мчались вниз.

– Эдди тоже?

– Конечно. Он был хорошим братом. Иногда,правда, приставал как банный лист, но не часто. Знаешь, мне его здорово нехватает. В конце концов, пути наши с ним разошлись, и все же, приезжая сюда, явсегда думаю об Эдди.

– Мне его тоже не хватает.

– Мы сидели с ним на этом самом месте вечеромтого дня, когда он окончил школу. Я уже два года жила в Нэшвилле, но приехала,потому что он просил. Мы купили бутылку дешевого вина, по-моему, Эдди в тотдень впервые узнал вкус спиртного. Никогда не забуду. Сидели возле могилы ЭмилиДжейкоб, прикладывались к бутылке, пока она не опустела.

– Какой тогда шел год?

– Наверное, шестьдесят первый. Эдди говорил,что запишется в армию, хотел уехать подальше от отца. Я была против, мы ещедолго спорили.

– Он не показался тебе растерянным?

– Восемнадцать лет, чего ты хочешь? Конечно,он растерялся, как всякий выпускник. Эдди считал, что если он останется здесь,то неизбежно превратится во второго Сэма, в еще одного Кэйхолла с капюшоном наголове. Из Клэнтона он готов был бежать сломя голову.

– Однако первой бежала ты.

– Да. Но я всегда чувствовала себя намногосильнее брата. У меня сердце разрывалось от боли: и что ему неймется,мальчишке? В общем, мы пили и говорили о том, можно ли удержать в уздесобственную жизнь. – Эдди держал ее в узде?

– Сомневаюсь, Адам. Отец пугал нас обоих. Отеци кипевшая в нем родовая ненависть. Есть вещи, которых, я надеюсь, ты никогдане узнаешь. Я сумела как-то выбросить их из головы, а Эдди – нет.

Поднявшись, тетка взяла племянника за руку ипотянула за собой по дорожке в сторону нового кладбища. Возле участка снесколькими покосившимися надгробиями она остановилась.

– Здесь покоятся твои прапрадеды вместе совсеми своими братьями и сестрами, пять или шесть поколений Кэйхоллов.

Адам насчитал восемь. Под слоем пыли награнитных плитах кое-где угадывались линии букв.

– В сельской местности их могил больше. РодКэйхоллов обитал неподалеку от Кэрауэя, это милях в пятнадцати отсюда. Многиепохоронены возле крошечных деревенских церквей.

– Ты бывала там?

– Пару раз. Некоторые умерли еще до того, какя хоть что-нибудь о них узнала.

– Почему твоя мать лежит в другом месте?

– Потому что она так захотела. Почувствовавприближение смерти, сама указала, где рыть могилу. К Кэйхоллам она себя непричисляла и всю жизнь прожила как Гейтс.

– Умная женщина.

Смахнув с плиты травинки, тетка провелапальцами по буквам, которые составляли имя Лидии Ньюсом Кэйхолл, скончавшейся в1961 году в возрасте семидесяти двух лет.

– Хорошо ее помню. – Ли вновь опустилась наколени. – Воистину добродетельная была женщина. Лидия в гробу бы перевернулась,если бы узнала, что третий ее сын сейчас ждет казни.

– Мужа тоже помнишь?

Надпись чуть ниже первой свидетельствовала отом, что первым в 1952 году здесь был погребен шестидесятичетырехлетнийНатаниэл Лукас Кэйхолл.

Лицо тетки стало замкнутым и холодным.

– Злобный старикашка. Он вполне мог быгордиться своим сыном. Нэт, как его все звали, был убит на похоронах.

– Убит на похоронах?

– Я не оговорилась. По традиции похороны здесьслужат поводом для шумных застолий. В дом умершего приходят все, кому не лень,садятся за стол, едят и пьют. Господи, как они пьют! Жизнь в сельской местностивсегда считалась несладкой, поэтому поминальный ужин и сейчас частозаканчивается дракой. Заносчивый Нэт не поделил что-то с соседом по столу, тоткликнул на помощь приятеля, и вдвоем они насмерть забили обидчика деревянныминожками от стула.

– А где в то время был Сэм?

– Сэм участвовал в схватке. Ему тоже изряднодосталось: переломы, сотрясение мозга. Хорошо помню похороны; Сэм лежал вбольнице и прийти на них не смог.

– Но за отца отомстил.

– Конечно.

– Каким образом?

– Несколько лет спустя те двое вышли на свободу.Доказать, конечно, ничего не удалось, но месяца через полтора они пропали.Изуродованное тело одного нашли в соседнем округе, а второй как в воду канул.Полиция допрашивала Сэма и его брата, однако дело так и осталось нераскрытым.

– По-твоему, это он?

– Естественно. С Кэйхоллами тогда несвязывались. Люди их сторонились. – Ли отошла от могил; оба двинулись дальше подорожке. – Вот тебе вопрос, Адам: где мы будем хоронить Сэма?