— Сама придумала? — спросил он, совсем какнесколько дней назад Иванов. — Занятно мыслишь.

— Так говорил один мой приятель-философ. —Разговор напоминал почти дубль того, предыдущего.

— Да, — Старый рокер мотнул головой. —Действительно, так мог сказать только философ. Он умер?

— Не знаю, — я растерялась. — Уехал в Сибирь,а больше я о нем не слышала.

— Значит, умер. Такие слова мог сказать толькообреченный.

Он тяжело поднялся, пребывая в глубочайшей задумчивости,даже отрешенности. Я не знала, о чем думал этот человек, проживший долгую и, вобщем-то, никчемную жизнь. Может быть, о своем одиночестве, которое являетсяединственным его спутником на закате лет? Невольно он вверг и меня в состояниеотрешенности, и, возможно, поэтому я не сразу заметила сверток, по рассеянностиоставленный им на скамейке. Старый рокер уже исчез, и мне пришлось взятьсверток с собой… Какое-то странное чувство охватило меня, когда он оказался вмоих руках. Я заспешила к выходу из парка. Почему этот человек всегда говоритзагадками? И почему он вдруг заговорил о красоте? И еще мне хотелось узнать,что в таинственном свертке. Но хватило сил не развернуть его до самого дома.

* * *

Я сидела и не отрываясь смотрела на вазу мэбен, котораястояла на столе. Невероятно! Мысли прыгали, как мячики от пинг-понга. Вазамэбен! Широкое тулово и вытянутое узкое горлышко, которое предназначено всеголишь для одной-единственной цветущей веточки сливы мэхва. Какое изяществолиний, какие странные впадинки, по ним так и хочется провести кончикамипальцев, коснуться каждой неровности, каждой выпуклости, чтобы подняться ксамому горлышку.

Ваза мэбен! Я вздрогнула. «Я наконец-то получила ее, —прозвучал в памяти голос. — Я всегда получаю то, что захочу». И тут жедругой: «Убийца забрал вазы». Я вскочила и бросилась к телефону. Только быВоронцов был на месте!

Только бы!

Она повернула голову и снова взглянула на вазу. Какоесовершенство! Оно никогда не сможет надоесть. Чем больше смотришь на нее, тембольше открываешь. Совсем как в самой себе. Раньше она не могла бы сказать, чтоей нравится собственное тело, такое доступное и потасканное. Но теперь… Теперьона может любоваться собой часами.

Диана медленно встала и перешагнула через край ванны,наполненной лопающейся розовой пеной. Небрежно накинула халат и подошла к бару.Что бы выбрать? Пожалуй, немного мартини. Теперь она может выбирать все, чтоугодно. Раньше за нее выбирали другие, но теперь они с ума сходят от ее лица,походки, фигуры, ее чарующей полуулыбки.

Скрипнула дверь, и раздались тяжелые шаги. Диана спокойноповернулась, не ожидая ничего плохого.

— Не узнаешь, сучка? — раздался голос, и бокалвыпал из ее пальцев…

Он спокойно смотрел на распростертое тело. Да, она былаполучше других. Точно знала, что это конец, и даже не сопротивлялась. Онапросто смотрела и смотрела на него, словно стараясь запомнить перед смертью. Еедело. Больше уже никто и никогда не увидит улыбку этой твари, которая можетприкинуться такой невинной. Она мертва и навсегда унесет в могилу своюпостыдную тайну. Да и его тоже. Мертвые не умеют говорить. А у него появитсявозможность распрощаться с этим жалким существованием, которое может влачитьлишь совершенно никчемный человек. Это сокровище, оно станет его пропуском вдругой мир. Конечно, там будет немало гнусных тварей, которых он ненавидел:сытых, бездарных идиотов, мнящих себя королями. Но он сумеет навести тампорядок, обязательно сумеет…

Мир качался, плыл, разваливался на куски, разбегался вокруградужными пятнами. А внутри все дрожало, как натянутая струна. Еще немного, иона захлебнется высоким стоном, и этот стон будет последним, что он услышит в своейжизни, прежде чем его навсегда поглотит вселенская чернота. Нет, он неподдастся ей. Пусть все хоть распадется на куски и станет с ног на голову. Ноон доведет все начатое до конца, он все успеет. Его не обманут глубокие глаза,потому что он тоже давно знает про душевную чистоту. Он пообещал ей встречу, ноона не знает, что эта встреча состоится так скоро. Осталось совсем немного.

Он прислонился к стене дома и пытался отдышаться. Ничего, унего еще немного осталось. Должно помочь, всегда помогало и теперь поможет.Сейчас, вот сейчас он в очередной раз посмотрит на красоту смерти, которую,кроме него, не способен оценить ни один из смертных.

Я сидела, напряженно ожидая телефонного звонка. Похоже, чтоВоронцов все понял и даже поверил мне. Теперь Старого рокера будут искать.Господи, неужели это действительно он? Не верилось. Мы ведь так уважали егораньше. Для нашего поколения, конечно же, он был старым, но для тех, кто старшенас, он ведь настоящий кумир.

При чем здесь это? Голова забита глупыми мыслями, но думатьо чем-то другом я просто не в состоянии.

Не в силах усидеть на месте, я встала и заходила по комнате.А если все-таки не он? Тогда у меня с души свалится огромный камень. Конечно,не он! С чего только я это взяла. Подумаешь, вазы… Ему ведь их мог передатьнастоящий убийца. И потом, зачем ему убивать? Банкира, рокера, художника. Опятьнет логики. Как там говорил Воронцов? У убийцы никогда нет логики. Он играет вкакую-то свою игру. Это нам кажется, что эти три смерти не связаны, у этих трехчеловек не может быть ничего общего. Но он-то… Возможно, он знает про них то,что неизвестно другим, про их связь…

Три таких разных человека. А связующее звено Диана. Диана!Черт возьми! Как же я сразу не догадалась. А ведь он мог так шаг за шагомподбираться к ней! Стоп! У меня ведь был где-то ее телефон. Как обычно, есличто-то нужно, никак не находится. Ага! Вот. Это он и есть. Главное, чтобы онаответила. Один раз я предупредить не успела, но теперь нужно успетьобязательно. Я лихорадочно тыкала в кнопки, но мне ответили лишь долгие гудки.Трубку никто не брал. Может, ее нет дома? Я попробовала еще раз, потом еще иеще. Не стоит отчаиваться, я все равно дозвонюсь. Щелкнул дверной замок, но яне обратила на это внимания/Наверное, Герт вернулся.

— Положи трубку, — сказал сумрачный голос. —Это бесполезно.

Передо мной стоял Старый рокер.

Слова застряли у меня в горле, а трубка выпала из рук.

— Диана, — пролепетала я непослушными губами.

— Эта тварь мертва, — откликнулся он. —Встань.

Я повиновалась, хотя ноги меня не держали.

— Сюда, — вынул руку из кармана, взмахнул ею.Тонко заныла струна, рассекая воздух. — Подойди.

— За что? — Слезы сами собой лились из глаз, но яне замечала их. — За что, Старый рокер?

— За то. — Он приостановился. — Я знал, чтоменя так называют за глаза, но никто никогда не говорил этого вслух. Зато, — повторил он, — что никому не дано судить. И ты не можешьрассуждать о красоте, ведь сама не обладаешь душевной чистотой. Ты ею необладаешь, шлюха. А порок и красота — несовместимы. Может, ты поймешь это хотьперед смертью. Вы все не имеете права быть красивыми.