было сделано, Агния весело поинтересовалась:

– Снова тигриные штучки?

– Нет, Агния, – усмехнулся Алатар и покачал головой, – нет. Мы, бенгардийские тигры, так лечим. Мы обращаемся с просьбой к Белой матери-тигрице. И впредь, Агния, пожалуйста, не употребляй выражение «тигриные штучки». Его придумал Репрев, вот пусть он им и пользуется.

– Да, Репрев вечно что-то придумывает… – зло прошипел Астра.

– Астра! – прикрикнул на него Алатар. – Уймись ты, наконец! Мне ничего не стоит взять тебя за шкирку и окунуть в прохладную воду. Уж с одним кинокефалом я как-нибудь справлюсь.

– Не сердись на него, Алатар! – послышался голос Ямма. – Тебе известно лучше других, как бывает уязвимо доброе сердце. Какую бы ты стал преследовать добычу? Правильно: ту, которую проще поразить. Окружите Астру заботой и теплом, и вы выведите из него отраву Зелёного коридора.

Агния подошла к Астре, с бесхитростной лаской обняла его за плечи, а другой рукой гладила Репрева по лбу, между ушами, спускалась к его шее и кончиками пальцев щипала жёсткие шерстинки. Умбра обнимал Астру спереди, грел ему рубашку своим тёплым дыханием.

Последние лучи малинового закатного солнца взбивали перекрученные перины облаков, словно обсыпанные свекольной пудрой. Из них летел пух и, вымоченный в малиновом золоте, пропитанный им, завиваясь в спирали, опускался ниже к горизонту. Предзакатное небо повисло над бездной ночи, чтобы через мгновение провалиться в неё вместе с издыхающим солнцем.

Настраивали инструменты сверчки. Лягушки квакали с резиновым писком, споря друг с другом.

Река, будто устав разливаться, замедлила своё течение; всё замирало.

– Вот, держите, – Ямма сорвал со спины перо и пустило его по воздуху, прямо в руки к Агнии. – Оно поможет вам в трудный час, но всего лишь раз – не потратьте его втуне.

Агния подошла к Астре, вытащила у него из-за ворота часы, открыла крышку и, поддев коготком механизм, вытащила его.

– Потайное отделение, – улыбнулась уголком рта Агния. – Раньше я хранила в нём полоску бумаги, пропитанную фиалковым маслом. Жить не могу без её запаха.

Агния, скрутив пёрышко в колечко, вложила его под механизм на папиросную бумагу, в самом деле пахнущую фиалками, захлопнула крышку часов и повесила их обратно на шею отстранённому от мира Астре.

– И когда ты отдала ему свои часы? И что всё это значит? – недовольный, требовал ответа Репрев.

– Не так давно. И ничего это не значит, ну, совсем ничего, – мило улыбалась Агния.

Как же хорошо, что Астра уже не слышал её слов.

– Что может твоё перо? – тихо спросил Алатар, чтобы не разбудить спящего у него на спине Умбру.

– Лучше спросите, что оно не может. Когда придёт время, сами узнаете. Нам же пришло время прощаться. Вы прошли испытание.

Второе перо, покружившись в воздухе, опустилось на водную гладь, покрутилось в речном потоке и растаяло. Река вскипела, озарилась золотисто-зелёным всполохом света и застыла, став твёрже камня, – как зимой реку сковывает лёд, так и сейчас её сковала неведомая сила. И на мгновение ночь стала днём.

Агния положила свою ладонь на собачью голову чудища и сказала:

– Мы благодарны тебе за твой подарок. Все мы.

– А я благодарен вам за то, что вы исцелили меня.

Низко поклонился Алатар – чем-то вроде поклона ответил Ямма, согнув свою длинную шею.

– Приятно было встретить своего соплеменника.

– И мне, – сказал Ямма.

– Не болей, длинношеий, – проводил его нахальной улыбкой Репрев.

Астра ничего не сказал – он лишь смотрел туда, где только что догорело головешкой солнце.

Взмахнув хвостом и несколько раз подпрыгнув на ластах, Ямма перекувырнулся и упал в реку, она вскипела, озаряясь золотисто-зелёным всполохом света, а потом застыла. Вспыхнул последний из лучей закатного солнца, обламываясь об горизонт и ускользая навсегда.

Искатели малахитовой травы прошли по реке, словно по затвердевшему, начищенному до скользящего блеска хризолитовому стеклу. И было светло, как днём. А в сетчатые изломы склонивших головы дремлющих трав убаюкивающе проникало плавленое золото солнца.

И когда искатели ступили на другой берег, золото убежало, укатилось в поля, в леса, с ним потух и свет; беззвучно рассыпался хризолит. Теперь лишь кроткие, покаянные всплески реки доносились до усталых путников, растворяющихся в душистой ночи.

Глава 9. Семь бенгардийских тайн

До самого прочерка синего моря с ломкими, словно прищипнутыми, волнами простиралась долина – цветущая купель. В купели катышками скатались деревья, заусенцами торчали сосны и ели. Долину молнией дробила напополам река. А может, не дробила, а, наоборот, сшивала, скрепляла, склеивала? В блестящем полукружье начищенного неба разрыхлялись облака, их дымчато-белый цвет мешался с голубизной, и небесная голубизна просветлялась. Было утро, и солнце ещё не вошло в зенит, не водило своими стрелками – лучами, – раскалёнными добела, и чем-то напоминало луну. «И почему, когда мы любуемся простором, – думал Астра, поражаясь видами, – в нашей душе тоже развёрстывается простор, вливается в неё вольными струями? До чего же дико и диковинно красива природа, как она цельна! Ничего не прибавить, не убавить. Даже здешняя природа».

Ради этих видов искатели и задержались на кряже, решив устроить здесь привал. Но была ещё одна причина, ещё одно красивое место, о котором знал Алатар и куда он первым делом привёл искателей: колосящееся поле. Поле – золотой слиток, где каждый колосок ржи гнулся, и слиток блестел. Кто и каким плугом вскопал здесь землю? Кто посеял рожь? Кто заботился о ней? Всё мираж! Но радующий глаз мираж, тёплый, как хлеб из печи, по-домашнему уютный.

Искатели гуляли по полю, не боясь примять его драгоценных колосьев. Трещали, как рулетка, кузнечики.

– Интересно, – рассуждал Астра, – где-нибудь далеко-далеко отсюда, преодолев немую тьму, не повстречаем ли мы мир, где так же под солнцем трещат кузнечики, взбалтывают лапками полдень? Там воздух не такой густой и света больше, а дышится, может, легче и меньше мерещится теней. В том мире фамильяры не гоняются с банкой в руке за кузнечиками, потому что в том мире нет фамильяров, и банок там никаких нет. И кинокефалов там нет, и феликефалов, но зато там есть кузнечики, а значит, жизнь… Что ты делаешь, Умбра? – отвлёкся от своих рассуждений Астра.

Умбра делал ровно то, о чём говорил Астра: ходил, сгорбившись, по полю с банкой в руке.

– Ловлю кузнечиков, – ответил Умбра быстро, не желая отвлекаться от своей охоты.

– А зачем ты их ловишь? Выйди летним деньком на лужок, и кузнечики сами тебя встретят.

Умбра сделал шаг, другой – поле замолкло.

– Почему ты запрещаешь моему фамильяру ловить кузнечиков? – со странным удивлением спросил Репрев. – Боишься, Умбра их в банке передушит? Так