– Я не запрещаю Умбре ловить кузнечиков – лишь спрашиваю, зачем он это делает: выйди на луг, и ты сможешь слушать их пение и наблюдать за ними сколько душе угодно.

– Ну ты и зануда, Астра! – сморщился Репрев.

– Да хватит вам, – негромко прикрикнула на них Агния.

Агния подняла голову к небу, её гранатовые бусы вспыхнули в солнечных лучах огненным облаком, озарив кинокефалку таинственным сиянием, и для неё, словно для королевы, под благочестивым ветром нерадивые колосья преклонили колени. В то мгновение лишь только он, благочестивый ветер, был благословлён на прикосновение к её шерсти.

Агния щурилась на солнце, а на её лице была спокойная счастливая улыбка. Астра любовался ею, и, чтобы сохранить эту улыбку, он в ту минуту согласился бы пожертвовать собой. Юный кинокефал думал: «Не обесценивается ли жизнь, когда её отдают вот так, мысленно, за чужую улыбку?.. Да нет, когда что-то отдаёшь даром, наверное, не обесценивается».

Алатар, как и обещал, осмотрел Астрин бок – он побаливал, но юный кинокефал терпел. Кожа была цела, а когда бенгардийский лекарь нажимал ему под рёбрами лапой, Астра слегка морщился. «Ушибся – жить будешь!» – констатировал Алатар.

А что до помешательства Астры – оно прошло уже на следующее утро: сон излечил его. Но ещё несколько дней юный кинокефал по совету всё того же Алатара заваривал в банке Умбриэля ромашку и хлебал её, вдыхая горьковато-душистый аромат. Окончательно Астра выздоровел, когда снова вернулся к своим мыслям вслух и про себя.

Искатели гуляли по полю, словно оно не было миражом: осторожно ступали между золотыми колосьями, стараясь не повредить их, и со стороны могло показаться, что они что-то ищут. Астра спокойным движением гладил рожь, водил, как по воде, рукой, и рожь откликалась, расходясь кругами. Агния растирала в щепоти злаки, набитые в патронташ колоска, думая о чём-то своём. Репрев переплывал поле, вытягивая шею и держа над ним голову с недовольными, жалующимися и брезгливыми глазами и со сдвинутыми усатыми, как сама рожь, бровями; он раздвигал грудью сгрудившиеся жёсткие, подходящие, кажется, для древка стрелы, стебли, а его хвост выглядывал из поля, как перископ.

А Алатар… Алатар пропал. Вот он был – и вот его нет! Астра видел, как бенгардиец уверенной походкой направлялся к горизонту, под который подворачивалось широкое поле, и, казалось, не было ему конца, туда, где обрушивалась громада соляных облаков… И как сквозь землю провалился!

Астра поднял переполох и сам же его подавил.

Он, задержав перед глазами ту точку, в которой испарился бенгардиец, прицельно, во всю прыть, метнулся в неё. И стоило Астре пересечь точку, как у него возникло знакомое чувство, словно мир переворачивается с ног на голову (он запомнил его, когда большерогий волк выплюнул солнце), только на сей раз юный кинокефал прорвался сквозь какую-то невидимую, но упругую желейную плёнку и, прорвав её, запнулся, упал на локти, на них же и поднялся, стискивая зубы. Тревожно оглянувшись, увидел, что всё ещё находится на ржаном поле, но лишь с одним изменением: его окружали золотящиеся стены без потолка, и небо беззащитно открывалось, зияя как рана. И, наверное, это имело свой смысл.

В полупрозрачных стенах будто пересыпался песок и ползли, как пылинки в солнечном луче, молочно-белые точки, полоски.

Трудно сказать, сколько было стен, какую геометрическую фигуру они выстраивали – поначалу Астре почудилось, что он заперт в квадрате, потом – в пятиугольнике. Но спустя время стены снова начинали своё незаметное вращение, перетасовывались, и вот уже становились в круг и, если он делал шаг, удалялись от него.

Позади теперь не было никого, как и нигде не было видно Алатара.

«Я что, опять потерялся… Агния! Но как же Агния! Догеройствовался! Ни Алатара, ни Агнии… Никого», – подумал про себя Астра и пожалел обо всём.

В безвыходности и в сжимающем горло волнении стал кричать:

– Алатар! Алатар, где ты? Где ты, Алатар?!

Астра не успел услышать даже ломкого шороха твёрдотельных стеблей ржи и слитых воедино тонких шуршаний её удлинённых листьев – что-то мягко-жёстким ударом в плечо сбило с ног перепуганного, как пойманная в силок птица, юного кинокефала. Он не увидел даже боковым зрением, кто его сбил – огненный шар, дух? А сбил его бенгардийский тигр Алатар.

– Попался! – рыкнул тот в изменившееся, кричащее лицо Астры, хохоча и весь дрожа, и доспехи гремели на бенгардийце в такт его беспредельному, потустороннему хохоту.

Алатар, явно оставшись доволен своей шуткой, шкодливо улыбался, в глазах его игрались искорки, и он, сидя на груди у Астры передними лапами с вербными пальцами, ожидал от него ответной радости, а может, не радости, а чего-то большего, чего-то взбудораженного и взбалмошного, короче, некоего однородного чувства, которое испытывал в этот миг раскрепостившийся бенгардийский тигр.

Как же очаровательна была его улыбка! Какая заложена в ней – в этом вырезе от природы – фатальная красота! Бенгардийский тигр был совершенен, совершенством, если бы только мир создавали по его образу – о, какой бы это был мир! Мир бушующих страстей, из крайности в крайность, мир терпких алых сердец, кипящей крови и красных – не голубых – роз!

– Ты меня до смерти напугал! – отдышивался Астра, цепляясь пальцами за побитые колоски. – Больше никогда так не делай, никогда! Ты меня чуть не зашиб – такая туша!

– Прости, – Алатар в одном слове выразил глубину и силу своего извинения, и живой, даже праведный, страх обуял бенгардийца.

Пригибаясь, пятясь и вихляя задом, будто бы откуда-то высвобождаясь, он слез, протоптавшись по груди Астры, или, лучше сказать, сполз с него. Астра сдувался, проминаясь, и ненатурально жалобно попискивал, как резиновая игрушка, выдавая сухие, спаянные, клокочущие вздохи. В спину его неприятно кололи примятые сломанные стебли.

– Ты чего это, Алатар? – опешил он, поскорее поднимаясь, небрежно и торопливо отряхивая рубашку. – Я же это не всерьёз, ну!

– То есть как – не всерьёз? – с наивным удивлением спросил Алатар.

Астра вздохнул и терпеливо объяснил:

– Я оценил твою шутку, Алатар. Как ты на меня выскочил! Нет, правда, было весело, – Астра посмеялся неискренне и нервозно. – Ты мне нравишься таким, э-э, непоседливым! Точно, непоседливым! Но можно спросить, с чего тебя вдруг на игры потянуло?

– Хотел тебя разыграть, – уже веселее ответил Алатар, склонив морду набок. – А то ходишь смурной.

– Я не смурной, я – задумчивый, – оправдывался Астра. – Всё никак не могу перестать думать об Агнии. – Алатар хмыкнул. – Ты где это прятался?

– А это, братец, бенгардийские штучки, – лукаво подмигнул Алатар, уже свыкшись с этим выражением.

– И