И много еще было, чего и не припомнить и не вписать. Помню,однажды вошел я к нему один, когда никого у него не было. Час был вечерний,ясный, солнце закатывалось и всю комнату осветило косым лучом. Поманил он меня,увидав, подошел я к нему, взял он меня обеими руками за плечи, глядит мне влицо умиленно, любовно; ничего не сказал, только поглядел так с минуту: «Ну,говорит, ступай теперь, играй, живи за меня!» Вышел я тогда и пошел играть. А вжизни потом много раз припоминал уже со слезами, как он велел жить за себя.Много еще говорил он таких дивных и прекрасных, хотя и непонятных нам тогдаслов. Скончался же на третьей неделе после Пасхи, в памяти, и хотя и говорить ужеперестал, но не изменился до самого последнего своего часа: смотрит радостно, вочах веселье, взглядами нас ищет, улыбается нам, нас зовет. Даже в городе многоговорили о его кончине. Потрясло меня все это тогда, но не слишком, хоть иплакал я очень, когда его хоронили. Юн был, ребенок, но на сердце осталось всенеизгладимо, затаилось чувство. В свое время должно было все восстать иоткликнуться. Так оно и случилось.

б) О Священном Писании в жизни отца Зосимы

Остались мы тогда одни с матушкой. Посоветовали ей скородобрые знакомые, что вот, дескать, остался всего один у вас сынок, и не бедныевы, капитал имеете, так по примеру прочих почему бы сына вашего не отправитьвам в Петербург, а оставшись здесь, знатной, может быть, участи его лишите. Инадоумили матушку меня в Петербург в кадетский корпус свезти, чтобы вимператорскую гвардию потом поступить. Матушка долго колебалась: как это споследним сыном расстаться, но, однако, решилась, хотя и не без многих слез,думая счастию моему способствовать. Свезла она меня в Петербург да иопределила, а с тех пор я ее и не видал вовсе; ибо через три года самаскончалась, все три года по нас обоих грустила и трепетала. Из домародительского вынес я лишь драгоценные воспоминания, ибо нет драгоценнеевоспоминаний у человека, как от первого детства его в доме родительском, и этопочти всегда так, если даже в семействе хоть только чуть-чуть любовь да союз.Да и от самого дурного семейства могут сохраниться воспоминания драгоценные,если только сама душа твоя способна искать драгоценное. К воспоминаниям жедомашним причитаю и воспоминания о Священной истории, которую в домеродительском, хотя и ребенком, я очень любопытствовал знать. Была у меня тогдакнига, Священная история, с прекрасными картинками, под названием «Сто четыреСвященные истории Ветхого и Нового Завета», и по ней я и читать учился. Итеперь она у меня здесь на полке лежит, как драгоценную память сохраняю. Но идо того еще как читать научился, помню, как в первый раз посетило менянекоторое проникновение духовное, еще восьми лет от роду. Повела матушка меняодного (не помню, где был тогда брат) во храм Господень, в Страстную неделю впонедельник к обедне. День был ясный, и я, вспоминая теперь, точно вижу вновь,как возносился из кадила фимиам и тихо восходил вверх, а сверху в куполе, вузенькое окошечко, так и льются на нас в церковь Божьи лучи, и, восходя к нимволнами, как бы таял в них фимиам. Смотрел я умиленно и в первый раз от родупринял я тогда в душу первое семя слова Божия осмысленно. Вышел на срединухрама отрок с большою книгой, такою большою, что, показалось мне тогда, струдом даже и нес ее, и возложил на налой, отверз и начал читать, и вдруг ятогда в первый раз нечто понял, в первый раз в жизни понял, что во храме Божиемчитают. Был муж в земле Уц, правдивый и благочестивый, и было у него столько-тобогатства, столько-то верблюдов, столько овец и ослов, и дети его веселились, илюбил он их очень, и молил за них Бога: может, согрешили они, веселясь. И вотвосходит к Богу диавол вместе с сынами Божьими и говорит Господу, что прошел повсей земле и под землею. «А видел ли раба моего Иова?» – спрашивает его Бог. Ипохвалился Бог диаволу, указав на великого святого раба своего. И усмехнулсядиавол на слова Божии: «Предай его мне и увидишь, что возропщет раб твой ипроклянет твое имя». И предал Бог своего праведника, столь им любимого,диаволу, и поразил диавол детей его, и скот его, и разметал богатство его, всевдруг, как Божиим громом, и разодрал Иов одежды свои, и бросился на землю, ивозопил: «Наг вышел из чрева матери, наг и возвращусь в землю, Бог дал, Бог ивзял. Буди имя Господне благословенно отныне и до века!» Отцы и учители,пощадите теперешние слезы мои – ибо все младенчество мое как бы вновь восстаетпредо мною, и дышу теперь, как дышал тогда детскою восьмилетнею грудкой моею, ичувствую, как тогда, удивление, и смятение, и радость. И верблюды-то так тогдамое воображение заняли, и сатана, который так с Богом говорит, и Бог, отдавшийраба своего на погибель, и раб его, восклицающий: «Буди имя твое благословенно,несмотря на то, что казнишь меня», – а затем тихое и сладостное пение во храме:«Да исправится молитва моя», и снова фимиам от кадила священника иколенопреклоненная молитва! С тех пор – даже вчера еще взял ее – и не могучитать эту пресвятую повесть без слез. А и сколько тут великого, тайного,невообразимого! Слышал я потом слова насмешников и хулителей, слова гордые: какэто мог Господь отдать любимого из святых своих на потеху диаволу, отнять отнего детей, поразить его самого болезнью и язвами так, что черепком счищал ссебя гной своих ран, и для чего: чтобы только похвалиться пред сатаной: «Вотчто, дескать, может вытерпеть святой мой ради меня!» Но в том и великое, чтотут тайна, – что мимоидущий лик земной и вечная истина соприкоснулись тутвместе. Пред правдой земною совершается действие вечной правды. Тут Творец, каки в первые дни творения, завершая каждый день похвалою: «Хорошо то, что ясотворил», – смотрит на Иова и вновь хвалится созданием своим. А Иов, хваляГоспода, служит не только ему, но послужит и всему созданию его в роды и роды иво веки веков, ибо к тому и предназначен был. Господи, что это за книга и какиеуроки! Что за книга это Священное Писание, какое чудо и какая сила, данные снею человеку! Точно изваяние мира и человека и характеров человеческих, иназвано все и указано на веки веков. И сколько тайн разрешенных и откровенных:восстановляет Бог снова Иова, дает ему вновь богатство, проходят опять многиегоды, и вот у него уже новые дети, другие, и любит он их – Господи: «Да как могбы он, казалось, возлюбить этих новых, когда тех прежних нет, когда техлишился? Вспоминая тех, разве можно быть счастливым в полноте, как прежде, сновыми, как бы новые ни были ему милы?» Но можно, можно: старое горе великоютайной жизни человеческой переходит постепенно в тихую умиленную радость;вместо юной кипучей крови наступает кроткая ясная старость: благословляю восходсолнца ежедневный, и сердце мое по-прежнему поет ему, но уже более люблю закатего, длинные косые лучи его, а с ними тихие, кроткие, умиленные воспоминания,милые образы изо всей долгой и благословенной жизни – а надо всем-то правдаБожия, умиляющая, примиряющая, всепрощающая! Кончается жизнь моя, знаю и слышуэто, но чувствую на каждый оставшийся день мой, как жизнь моя земнаясоприкасается уже с новою, бесконечною, неведомою, но близко грядущею жизнью,от предчувствия которой трепещет восторгом душа моя, сияет ум и радостно плачетсердце… Други и учители, слышал я не раз, а теперь в последнее время ещеслышнее стало о том, как у нас иереи Божии, а пуще всего сельские, жалуютсяслезно и повсеместно на малое свое содержание и на унижение свое и прямозаверяют, даже печатно, – читал сие сам, – что не могут они уже теперь будто бытолковать народу Писание, ибо мало у них содержания, и если приходят ужелютеране и еретики и начинают отбивать стадо, то и пусть отбивают, ибо мало-деу нас содержания. Господи! думаю, дай Бог им более сего столь драгоценного дляних содержания (ибо справедлива и их жалоба), но воистину говорю: если ктовиноват сему, то наполовину мы сами! Ибо пусть нет времени, пусть онсправедливо говорит, что угнетен все время работой и требами, но не все же ведьвремя, ведь есть же и у него хоть час один во всю-то неделю, чтоб и о Богевспомнить. Да и не круглый же год работа. Собери он у себя раз в неделю, ввечерний час, сначала лишь только хоть деток, – прослышат отцы, и отцыприходить начнут. Да и не хоромы же строить для сего дела, а просто к себе визбу прими; не страшись, не изгадят они твою избу, ведь всего-то на час одинсобираешь. Разверни-ка он им эту книгу и начни читать без премудрых слов и безчванства, без возношения над ними, а умиленно и кротко, сам радуясь тому, чточитаешь им и что они тебя слушают и понимают тебя, сам любя словеса сии, изредкалишь остановись и растолкуй иное непонятное простолюдину слово, не беспокойся,поймут всё, всё поймет православное сердце! Прочти им об Аврааме и Сарре, обИсааке и Ревекке, о том, как Иаков пошел к Лавану и боролся во сне с Господом исказал: «Страшно место сие», – и поразишь благочестивый ум простолюдина. Прочтиим, а деткам особенно, о том, как братья продали в рабство родного братасвоего, отрока милого, Иосифа, сновидца и пророка великого, а отцу сказали, чтозверь растерзал его сына, показав окровавленную одежду его. Прочти, как потомбратья приезжали за хлебом в Египет, и Иосиф, уже царедворец великий, ими неузнанный, мучил их, обвинил, задержал брата Вениамина, и все любя: «Люблю васи, любя, мучаю». Ибо ведь всю жизнь свою вспоминал неустанно, как продали егогде-нибудь там в горячей степи, у колодца, купцам, и как он, ломая руки, плакали молил братьев не продавать его рабом в чужую землю, и вот, увидя их послестольких лет, возлюбил их вновь безмерно, но томил их и мучил их, все любя. Уходитнаконец от них, не выдержав сам муки сердца своего, бросается на одр свой иплачет; утирает потом лицо свое и выходит сияющ и светел и возвещает им:«Братья, я Иосиф, брат ваш!» Пусть прочтет он далее о том, как обрадовалсястарец Иаков, узнав, что жив еще его милый мальчик, и потянулся в Египет,бросив даже Отчизну, и умер в чужой земле, изрекши на веки веков в завещаниисвоем величайшее слово, вмещавшееся таинственно в кротком и боязливом сердцеего во всю его жизнь, о том, что от рода его, от Иуды, выйдет великое чаяниемира, примиритель и спаситель его! Отцы и учители, простите и не сердитесь, чтокак малый младенец толкую о том, что давно уже знаете и о чем меня же научите,стократ искуснее и благолепнее. От восторга лишь говорю сие, и простите слезымои, ибо люблю книгу сию! Пусть заплачет и он, иерей Божий, и увидит, чтосотрясутся в ответ ему сердца его слушающих. Нужно лишь малое семя, крохотное:брось он его в душу простолюдина, и не умрет оно, будет жить в душе его во всюжизнь, таиться в нем среди мрака, среди смрада грехов его, как светлая точка,как великое напоминание. И не надо, не надо много толковать и учить, все пойметон просто. Думаете ли вы, что не поймет простолюдин? Попробуйте прочтите емудалее повесть, трогательную и умилительную, о прекрасной Эсфири и надменнойВастии; или чудное сказание о пророке Ионе во чреве китове. Не забудьте тожепритчи Господни, преимущественно по Евангелию от Луки (так я делал), а потом изДеяний апостольских обращение Савла (это непременно, непременно!), а наконец, ииз Четьи-Миней хотя бы житие Алексея человека Божия и великой из великихрадостной страдалицы, боговидицы и христоносицы матери Марии Египтяныни – ипронзишь ему сердце его сими простыми сказаниями, и всего-то лишь час в неделю,невзирая на малое свое содержание, один часок. И увидит сам, что милостив народнаш и благодарен, отблагодарит во сто крат; помня радение иерея и умиленныеслова его, поможет ему на ниве его добровольно, поможет и в дому его, да иуважением воздаст ему большим прежнего – вот уже и увеличится содержание его.Дело столь простодушное, что иной раз боимся даже и высказать, ибо над тобою жезасмеются, а между тем сколь оно верное! Кто не верит в Бога, тот и в народБожий не поверит. Кто же уверовал в народ Божий, тот узрит и святыню его, хотябы и сам не верил в нее до того вовсе. Лишь народ и духовная сила его грядущаяобратит отторгнувшихся от родной земли атеистов наших. И что за слово Христовобез примера? Гибель народу без слова Божия, ибо жаждет душа его слова и всякогопрекрасного восприятия. В юности моей, давно уже, чуть не сорок лет тому,ходили мы с отцом Анфимом по всей Руси, собирая на монастырь подаяние, изаночевали раз на большой реке судоходной, на берегу, с рыбаками, а вместе снами присел один благообразный юноша, крестьянин, лет уже восемнадцати на вид,поспешал он к своему месту назавтра купеческую барку бечевою тянуть. И вижу я,смотрит он пред собой умиленно и ясно. Ночь светлая, тихая, теплая, июльская,река широкая, пар от нее поднимается, свежит нас, слегка всплеснет рыбка,птички замолкли, все тихо, благолепно, все Богу молится. И не спим мы толькооба, я да юноша этот, и разговорились мы о красе мира сего Божьего и о великойтайне его. Всякая-то травка, всякая-то букашка, муравей, пчелка золотая, все-тодо изумления знают путь свой, не имея ума, тайну Божию свидетельствуют,беспрерывно совершают ее сами, и, вижу я, разгорелось сердце милого юноши.Поведал он мне, что лес любит, птичек лесных; был он птицелов, каждый их свистпонимал, каждую птичку приманить умел; лучше того как в лесу ничего я, говорит,не знаю, да и все хорошо. «Истинно, – отвечаю ему, – все хорошо и великолепно,потому что все истина. Посмотри, – говорю ему, – на коня, животное великое,близ человека стоящее, али на вола, его питающего и работающего ему, понурого изадумчивого, посмотри на лики их: какая кротость, какая привязанность кчеловеку, часто бьющему его безжалостно, какая незлобивость, какая доверчивостьи какая красота в его лике. Трогательно даже это и знать, что на нем нет никакогогреха, ибо все совершенно, все, кроме человека, безгрешно, и с ними Христос ещераньше нашего». – «Да неужто, – спрашивает юноша, – и у них Христос?» – «Как жеможет быть иначе, – говорю ему, – ибо для всех слово, все создание и вся тварь,каждый листик устремляется к слову, Богу славу поет, Христу плачет, себеневедомо, тайной жития своего безгрешного совершает сие. Вон, – говорю ему, – влесу скитается страшный медведь, грозный и свирепый, и ничем-то в том неповинный». И рассказал я ему, как приходил раз медведь к великому святому,спасавшемуся в лесу, в малой келейке, и умилился над ним великий святой,бесстрашно вышел к нему и подал ему хлеба кусок: «Ступай, дескать, Христос стобой», и отошел свирепый зверь послушно и кротко, вреда не сделав. И умилилсяюноша на то, что отошел, вреда не сделав, и что и с ним Христос. «Ах, как,говорит, это хорошо, как все Божие хорошо и чудесно!» Сидит, задумался, тихо исладко. Вижу, что понял. И заснул он подле меня сном легким, безгрешным.Благослови Господь юность! И помолился я тут за него сам, отходя ко сну.Господи, пошли мир и свет твоим людям!