Аллергия, очень мило. Должно быть, Сирину смертельно надоелостирать носки и трусы собственноручно, потому он и разошелся.

Кроме всей этой семейно-интимной лабуды, старух в фартуках,стариков с шашками и детей в костюмах зайчиков, было еще несколькополуофициальных фотографий: Сирии на какой-то конференции с указкой в руках ипогонами старшего лейтенанта; Сирии возле какого-то присутственного места спогонами капитана; Сирии на банкете с погонами майора… Сирии без погон ипрактически без одежды, исключение составляют демократичные сатиновые трусы, нашашлыках, в окружении сугубо мужской компании.

Я переворошила фотографии – ничего, ничего, ничего! Сунув ихв пакет, я забросила его в недра тумбочки. Оставалась последняя надежда –спальня. Но я уже знала, что и там ничего не найду.

Я была уже возле двери, когда неожиданная догадка чуть несбила меня с ног – последняя фотография, сатиновые трусы! Я опрометью вернуласьк тумбочке, вытащила пакет и достала фотографию на шашлыках.

Да! Да, да, да…

В компании полуголых мужиков отирался Александр Анатольевич!Он был на заднем плане, лет на пятнадцать моложе, с еще не сломанными ушами, нос коротким бобриком. Я не могла ошибиться.

Друг Сирина, позвонивший ему в утро накануне убийства.

Двадцать против одного – это и был Александр Анатольевич,бывший коллега по ФСБ, или КГБ, или как там все это называлось… Мужики сфотографии были поразительно похожи друг на друга – одинаковые короткиестрижки, функционально-военные, никаких вольностей, только коллеги могутвыехать вот таким дружным коллективом на шашлыки.

Это была несомненная удача, ради одной этой фотографиистоило отправиться сюда – теперь я могу, по крайней мере, предположить, ктозаказал Сирину убийство, Нимотси и Веньки. А та оперативность, с которой Сириивыполнил заказ, та оперативность, с которой Александр Анатольевич связался сСириным, предполагали только искреннюю дружбу. Не исключено, что АлександрАнатольевич мог заказать Сирину и что-то еще…

Я заложила фотографию в сборник Юнны Мориц – на всякийслучай, – остальные положила на место, внимательно осмотрела все вокруг (неосталось ли следов моего торопливого пребывания), погасила свет в комнате ивышла в коридор. Там я постояла несколько секунд, лениво раздумывая, стоит липосетить еще и спальню – наверняка я не найду там ничего, кроме эстампа содинокой березой, аккуратной стопки белья и заправленной постели…

Неожиданный шорох у дверей заставил меня насторожиться. Всявечерняя удаль испарилась из меня, как вода из луж знойным летним полднем. Однуниточку ты получила, так что поклонись обстоятельствам в ножки и сделайручкой!..

Я аккуратно отжала замок, приоткрыла дверь, но выйти изквартиры не успела.

Дверь с треском распахнулась, оглушительный удар сшиб меня сног и бросил на пол… Нос оказался предательски хлипким, кровь фонтаном хлынулаиз него и оказалась соленой на вкус – я даже не подозревала, что она похожа насоевый соус, которым нас с Иваном угощал в далекие вгиковские времена знакомыйкитаец Ли…

Пока я разбиралась со своими мимолетными, а потому – острымиощущениями, возле самой моей головы, размазанной на линолиуме, щелкнул затвор.И спустя секунду я увидела высокие ботинки на шнурках – сначала одну пару, апотом две других. Первая пара еще хранила следы дисциплинированной утреннейчистки, но на подошвы уже налипли комья грязи и какой-то строительный мусор,несладкая у вас работа, ребятки!..

Мне ловко завернули руки за спину и защелкнули наручники –это вообще казалось фантастикой, во всяком случае, мои запястья отказывались вэто верить, а потом я получила ощутимый удар в пах. И прежде чем больрасстроенной струной прозвучала в голове, успела подумать: счастье, что ты немужик, иначе детородные органы тебе отбили бы напрочь…

– Лежать, сука! – с остервенением заорала первая паработинок, в то время как две другие мгновенно рассыпались по пустой квартире снадсадным криком: “Милиция! Всем на пол и руки за голову!"

Квартира надменно молчала, и через несколько минут, а можетбыть, секунд милиционеры вернулись ко мне.

Кто-то из милиционеров обшарил мой тощий рюкзак:

– Негусто!

Я аккуратно повернула голову на взволнованные азартныеголоса, в которых чувствовалась досада гончих, не доставших лису:

– Больше нет никого, черт…

Если никого не было, то отыграться нужно было на мне.

– Поднимай его, – сказал один из милиционеров. Меняоторвали от пола, как легкий надувной матрас, я тут же облила куртку кровью ивтайне порадовалась, что не надела на это рискованное мероприятие свое новенькоепальто с претензией на стильность.

Передо мной стояли три милиционера с автоматами наперевес,один из них поддерживал меня за шиворот. У милиционеров были решительные лицаборцов с организованной преступностью.

– Добрый вечер, – ляпнула я, проглотив сгусток крови.

– Да это баба, – присвистнул один из блюстителейпорядка.

Я посмотрела на своих мучителей с достоинством – насколькомне позволяла разбитая физиономия.

На лестничной площадке, привлеченные возней и нестандартнымикриками, как пираньи запахом свежей крови, начали собираться жильцы.

Один из милиционеров занялся потенциальными свидетелями:старухой полуночницей в войлочных шлепанцах и ее великовозрастным очкастымвнуком.

– Знаете ее?

Свидетели сдали меня тут же: никогда не видели, никогда не слышали,здесь мужчина живет, очень интеллигентный человек, часто в командировках,подъезд у них на сигнализации и эта квартира тоже.

Если бы меня не поддерживали за шиворот, я бы просто упалаот невозможности, сюрреалистичности ситуации: наемный убийца Сирии,оказывается, не только платил по счетам, но и ставил квартиру на сигнализацию!

Эта мысль показалась мне такой абсурдной, что я началасмеяться – сначала тихо, а потом все громче и громче. Это привело милиционеровв полную растерянность; державший меня даже ослабил хватку.

– Чего это с ней? – спросил он.

– Не видишь, шок. Морду-то ей вытри! Мой смеющийся ротвытерли какой-то сомнительной тряпкой, которую нашли тут же, между аккуратносоставленных ботинок Сирина – видимо, ни у кого из милиционеров не нашлосьплатка или они решили не пачкать его о жалкую квартирную воришку. А я и быладля них жалкой квартирной воришкой, мелкой рыбешкой, случайно застрявшей междукрупных ячеек профессионального трала. Их несколько смущало мое гордоеодиночество, оно переводило риск и отвагу совершенно в другую плоскость;столько усилий – и только для того, чтобы заломить руки субтильной дамочке –гора родила мышь…

– Ну что? – сочувственно сказала я воинственнымпредставителям закона. – Гора родила мышь?