Стрела исчезла, я не успел проследить ее полет, две головычудовищ разом дернулись. В одной из шей появилась торчащая стрела. Я зябкоежился, ну что даст эта стрела, просто комариный укус, чудовище тоже так вродебы думало, а потом опомнилось и жутко взревело. Что значит, нервный импульсбыстро добежал до головы, все доложил, но, чтобы взреветь, пришлось бежать долегких, а они кто знает на какой километровой глубине.

— Что-то не получилось… — проговорил капитан встревожено.

— Не должно, — ответил Ирунга, но в голосепрозвучала неуверенность.

Капитан смолчал, лишь посмотрел на него недобрыми глазами.Двое поспешно положили вторую стрелу, такое же рыцарское копье, вставили тетивув желобок на торце. Ирунга бешено завертел рычаг, тетива медленно поползла,натягивая стальные пластины лука.

Я посмотрел на стрелу, а со стороны моря раздался хлопок,будто откупорили бутылку шампанского размером с купол Святого Петра. Донессястрашный крик, это орал второй зверь, а от второго торчал над водой обрубок.Голова взлетела высоко вверх, описала крутую дугу и шлепнулась рядом. Изобрубка шеи ударила мощная струя полупрозрачной жидкости. Это было как нефтянойфонтан, с которого сорвало заглушки, шея торчит над водой все так же, зверь ещене сообразил, что он мертв, лапы все еще подгоняют огромное туловище к кораблю,я попятился, а через минуту первые капли упали на палубу, а следом обрушилсянастоящий водопад.

Матросы орали, как мне показалось, восторженно, оралкапитан, один Ирунга остался за гарпунной пушкой средневековья, а остальныепримчались с ведрами, тазиками, котелками, подставляли даже тарелки. Капитанзаорал:

— Ирунга, что со второй?

— Думаю, — прокричал тот, — сейчас наброситсяна труп… пока теплый.

— Все бабы такие! — крикнул он судовлетворением. — Ладно, наблюдай, тут и на твою долю хватит.

Я бочком-бочком приблизился к Ирунге, он с завистью смотрелна прыгающих под падающей сверху кровью Морского Змея. В этот время сильныйудар сотряс корабль. Я не удержался на залитой слизью палубе, упал, меняоткатило к борту.

— Штурман, — донесся крик капитана, — держируль!

— Уже ушли, — прокричали с кормы. — Он заделтолько чуть-чуть!

А если бы не чуть-чуть, мелькнуло у меня в черепе, кое-какподнялся, весь в слизи, пощипывает в ссадинах. Ирунга посматривал одним глазомна второе чудище, что в самом деле принялось рвать огромной пастью шею супруга,фонтан крови изменил направление и поливал море. Мы быстро отдалялись, обрубоквсе еще мотало из стороны в сторону, а выброс крови не уменьшился, как яподсознательно ждал, а стал мощнее, будто только сейчас подключилось огромноесердце, печень и прочие органы.

Да какое же у него туловище, подумал в который раз, это жепрямо не знаю что… Ирунга подмигнул, крикнул:

— Ну как выстрел?

— Волшебный, — признался я. — Так всадить сдвигающегося корабля в такую же двигающуюся цель… Ты мастер из мастеров!.. Ачего они все тазы вытащили?

Он изумился:

— Не знаешь? Откуда ты такой свалился?.. Это же кровьМорского Змея!

— Ну и что в ней?

Он расхохотался:

— Самое главное! Две-три капли в стакан вина — и ты всюночь сможешь с бабы не слезать! За склянку такой крови знаешь сколько можнополучить? Шкатулку с золотом! Вельможи и колдуны платят любые деньги.

Я кивнул, вернулся на форштевень. Ну да, конечно же, этосамое главное. Если бы кровь Змея делала умным, кто бы хоть монетку заплатил?Ну разве что медный грошик. А вот за такое действо, конечно же, любые деньги.Как и у нас, где всякие там йохимбе стоят в сотню раз дороже, чем необходимыйдля жизни инсулин или валокордин.

— В мире редко кому удается тратить деньги сумом, — сказал я, — потому что редко у кого есть и то и другое.

Он посмотрел на меня с уважением:

— Золотые слова, варвар!

Я приосанился:

— Да, я же умный..

— Я тоже, — признался он. — Потому и мыкаюсьвот по морю.

* * *

Вечером небо удивительно ясное, над горизонтом остановилисьгромады облаков, целые воздушные замки, башни, окрасились алым, затем алостьсменилась красным, багровым, перетекла в лиловость и наконец стала темно-синей,словно перекаленный металл, однако верхушки — удивительное дело! — горелипобедным оранжевым огнем, словно их освещает сверху еще одно солнце, невидимое,ведь то, старое, багровое и тяжело дышащее, сползло вниз и сегодня уже ни закакие пряники не выползет.

Голубое небо стало пронзительно синим, ярким, с лиловостью,затем еще на синеве проступил лунный диск, налился отраженным светом, появилисьзвезды. Незаметно наступила ночь, я долго стоял вот так на носу корабля,рассматривая мир, как вдруг вдали блеснула крохотная красная искорка. Исчезлана миг, затем появилась снова, как будто планета Марс опустилась на горизонт.

С клотика донесся крик:

— Держи штурвал крепче!.. А то врежемся…

Ему ответили веселой бранью, я поморщился, но вспомнил, чтослова их порою грубы, но «пожалуйста извините» с усмешкой они говорят, так чтовсе путем, это у них обмен любезностями. Матрос с клотика просто похвалилИрунгу за точность, это комплимент с одной стороны, вежливая благодарность закомплимент — с другой.

За спиной послышались шаги, рядом со мной появилась фигуракапитана. Он постоял, всмотрелся, в полумраке лицо его казалось суровым инепроницаемым, как у индейского вождя чингачгуков. Над головой в снастяхзахлопали крылья, послышалось недовольное бурчание.

— Ты никак филином стал? — спросил я.

Сверху недовольно каркнуло:

— Не спится. Это волк дрыхнет, овец во сне считает.

— Что это впереди? — спросил я. — Маяк?

— Да, — ответил ворон. — Короля Гедеойла.

Капитан зашевелился, сказал веско:

— Это маяк Горящий. Так он всегда назывался.

Ворон каркнул саркастически, он это умел даже в карканье, ноумолк, ведь на чьем корабле плывешь, тому и поддакиваешь.

Корабль, как мне казалось, шел прямо на маяк, потом понял,что проходим левым бортом. В небо бьет огненный столб оранжевого пламени, всамой середке — почти белого, дальше огонь становится красным, багровым, а самдым я угадал только по темному небу, где исчезли звезды. Это выглядело так,словно в недрах горят все нефтяные запасы Ирака.

Когда подошли совсем близко, маяк поплыл у борта, я рассмотрелосвещенную пламенем высокую башню из белого камня, наверху расширение с крышей,словно обычный дом какой-то шутник вознес на высоченный каменный столб…

Сама колонна маяка горит могуче, страшно, жутко. Налетающийпорывами ветер колыхал оранжевый с черным столб, мне почудилось, что дажеотсюда слышу треск горящего камня и торжествующий рев пламени. В самом делеветер на миг изменился, я услышал сильный запах гари, в холодном мире неприятноскользнула струя перегретого воздуха.