Когда-то он так же вытянул руку в моей спальне, когда пришел после приступа аллергии и я тестировала его – способен ли он сесть за руль. Сняв с пластиковой палки шарик «Счастливая Булка», я отбила его кончиком пальцев, вытянув ногу в вертикальном шпагате.

Думаю, Максим улыбнулся, хоть глаз его я не видела. Когда шарик вернулся мне в руки, я сдавила его тесным объятием, резина лопнула, зацепившись за край молнии. Пассажиры рядом охнули. Хрупкое воздушное счастье разнесло на ошметки, оставшиеся под ногами. Я подняла глаза и увидела, что в подвесном коридоре больше не было белого пятна и двух красных перчаток.

– Задние двери заклинило: не успели починить. В багажнике летняя резина: не успели на склад сдать. На стекле трещина от камня: не успели в страховую заявить. Скидки не будет. Берете? У вас стажа нет. Наверняка вернете еще и поцарапанную, – уставился на меня сотрудник проката машин, обходя вокруг старенького красного «Опеля». – С вас шесть тысяч за первые два дня, – закатил он глаза.

Термометр на приборной панели показывал плюс десять.

Слушая особенное «зимнее» щебетание птиц на ветках, я вбила в навигатор локацию. Птицы чувствуют время иначе. В августе они щебечут по-зимнему – отрывисто, с паузами. В феврале заливаются, как разблокированный пальцем смартфон, – их оживляют прикосновения солнечных лучей.

«Поехали», – надавила я на кнопку старта маршрута.

В будке у шлагбаума въезда на территорию Куршской косы мне выдали брошюрку с точками, где можно остановиться и что посетить. Мне нужна только одна – точка на орнитологической станции Фрингилла, куда вернулся Костя.

Я припарковалась: повезло, что не было других машин. Вдоль дороги раскидало палатки с сувенирами, среди которых оказался и домик с кассой, куда я направилась, толкнув калитку, но та не поддалась. С внутренней стороны ее удерживала цепочка на гвоздике. Рядом никого. И в палатках, оказалось, тоже никого нет.

«Время работы с 9:00 до 17:00», – гласила вывеска на стекле, а было уже шесть вечера.

– Закрыто!

Но уезжать я не собиралась. Может, для туристов и закрыто, но вон там на территории видны постройки. Выдернув гвоздик, я аккуратно пробралась к избушке, что стояла на четырех пнях и еще столько же служили ступенями. Высоченная треугольная крыша. Два окошка и резная дверь. Над дверью табличка – «Офис».

Я поднялась по пенькам, на которые в нетрезвом состоянии лучше не забираться, чтобы не сломать шею, и постучала. Три раза постучала. Потом пятнадцать. Потом восемьдесят один. Если бы была примета – сколько раз дятел постучит клювом (или кулаком в избушку), столько и жить осталось, я бы настучала себе больше двухсот лет.

Перестану стучать – и наступит конец. Здесь никого. Кроме меня. Единственной Журавлевой – так себе птицы, так себе журавля – окольцованной орнитологом Фрингиллы.

– Эй! Что вы тут делаете? – раздался за спиной звонкий недовольный голос. – Это закрытая территория. Читать не умеете? Обнаглевшие туристы, спаси господи!

Я еле удержала равновесие, оборачиваясь. Ко мне приближалась девушка в распахнутом красном пуховике. Ей оставалась пара шагов до первого низенького пенька, пока я размахивала руками на самом высоком.

Наши взгляды встретились.

– Ты… – выдохнула она.

– Ты! – сжала я кулаки.

Красные кончики волос на белоснежном каре метнулись к щекам, когда она резко остановилась.

Она начала пятиться, готовая сбежать. Я спрыгнула с полутораметрового пня, упершись руками в жухлые хвойные иголки, и вскочила с корточек.

– Только попробуй сбежать, Алла! Или кто ты там! Одно движение – и тебе понадобится настоящий слуховой аппарат, пять костылей и утка.

– Почему… пять… – спросила она, замерев на месте.

– Потому что я сначала выдерну тебе ноги, а потом пришью их снова, чтобы переломать.

Незнакомка, выдававшая себя за Аллу в доме Воронцовых, улыбнулась:

– Она предупреждала… что ты сложнее, чем есть.

Я была акулой, чувствующей каплю крови за двадцать километров до раненой рыбешки. Понабралась в доме Воронцовых. И да, я была похожа на Аллу. Только так я смогу понять ее, пустив ее в свой разум и тело.

– Кто ты? – спросила я девушку, которую больше месяца считала Воронцовой Аллой. – Отвечай, – приблизилась я на шаг, – или я вытащу из тебя все жилы и сошью из них юбку! Скажу, что из крапивы.

Она отшатнулась, но я точно знала: сбежать не посмеет. Как и Максим, она боялась. И теперь ее страх делал меня сильнее.

– Как твое имя?

– Мария Зябликова.

– Издеваешься?

– Нет… это правда.

– Зябликова, – усмехнулась я, – ты знаешь, что «фрингилла» – это «зяблик» на латыни? Настоящая Алла выбрала тебя из-за фамилии?

– Из-за того, что я училась в театральном.

– Надеюсь, что только из-за этого, – облокотилось я о дерево, – значит, ты Маша. Я слышала твое имя в Оймяконе от Владиславы Сергеевны. Ну, рассказывай, Маша. Кто ты? Почему согласилась обманывать меня? И про камелии не забудь.

– Про камелии я никогда не забуду.

– Что они значат? Почему ты истерила, когда видела их или когда Максим пел ту песню?

– Вот, – подошла она, поворачивая ко мне экран мобильника, – ее зовут Лея. Сокращенно от Камелия. Моя дочка. Сейчас ей почти пять.

– Твоя дочка? Алла угрожала навредить твоему ребенку?

– Нет, что ты. Она спасла ее. У Леи редкий диагноз мышечной дистрофии. Она не могла стоять на ногах, держать ложку, говорить. Но, – включила Маша видео, – посмотри на нее сейчас.

На видео румяная здоровая девочка носилась по площадке: скатывалась с горки, запрыгивала животом на перекладину качелей, тормозя сандалиями о песок.

– Алла приготовила настойку. Приняв ее, Лея начала ходить через сутки и бегать через неделю. Я верю, что Аллу послал мне Господь Бог в ответ на молитвы о дочери, но бесплатного дара не бывает, Кирочка. Я должна была выполнить свой контракт. И… я не верила, что ты приедешь в Оймякон. И Алла не верила. Верил только он.

– Кто? Костя?

– Максим. Он сказал, что если ты приедешь, значит, все это правда. И он поверит сестре.

– Потом про Максима и Костю. Почему ты здесь? На Фрингилле?

– Я местная. Живу в Калининграде много лет после развода. Несколько дней назад Алла прислала мне СМС. Сообщила, что Косте нужна моя помощь. Увидев его, я поняла, что он все забыл. У него новые документы на имя Кирилла. И я решила, пусть будет так. Пусть я стану для него Машей, а он для меня Кириллом.

– А кем же стану в вашей счастливой семейке я?

– Знаешь… я ведь сильно не притворялась, что он мне нравится. Я играла роль, но всегда относилась к нему с теплом и