Оба корабля плыли под самсамийскими трехцветными флагами. Мир вокруг меня вдруг обрел резкие очертания.

Первый корабль на полной скорости несся к гавани, в то время как преследовавшее его судно замедлило ход, так как огонь перекинулся с корпуса на паруса. Из порта Лайки выплыли два быстрых порфирийских баркаса. Они с легкостью окружили дрейфующий, полыхающий огнем корабль, и начали спасать моряков, которые спрыгивали в море, чтобы уберечься от пламени.

Люди вокруг меня что-то кричали, а потом начали визжать: второй корабль приближался к гавани слишком быстро. Стоит ему миновать маяки, и он уже не сможет остановиться. Команда явно была неопытной: моряки спустили паруса, чтобы ветер не гнал корабль вперед, но сделали это недостаточно быстро. Судно проскользнуло между маяками, поменяв курс так, что теперь неслось вперед кормой, и не остановилось, пока не врезалось в пришвартованный порфирийский военный корабль. До наших ушей донесся треск дерева, но это произошло не сразу, потому что нас разделяло приличное расстояние.

Моряки на военном корабле, очевидно, не ожидали такого поворота событий. Они перекинули на борт самсамийского судна доски и бросились на палубу.

Команда новоприбывшего корабля была странно одета. Даже с такого расстояния они не походили на моряков – на них были черные доспехи. Приземистый, лысеющий мужчина с белыми усами, споривший с порфирийским капитаном, казался мне на удивление знакомым. Я бросилась на восток, чтобы рассмотреть получше, и тут до меня дошло: это был гореддийский рыцарь сэр Катберт. Я видела его прошлой зимой в темнице замка Оризон. Что он здесь делал? Он должен был тренировать дракомахистов в форте Надморье.

В самсамийском форте Надморье. Я ускорила шаг.

Моряки военного судна спустили на воду шлюпку. Два офицера в блестящих нагрудниках, надетых поверх туник, и восемь матросов в обычной одежде везли к берегу одного-единственного долговязого, сгорбленного человека. Я узнала сэра Маурицио, бывшего оруженосца сэра Катберта. Его волосы, как всегда, были растрепаны, а лицо приобрело зеленоватый оттенок.

Я бросилась к причалу, надеясь успеть к тому моменту, как они подплывут. Сэр Маурицио заметил меня в толпе и, когда матросы пришвартовали шлюпку к берегу, крикнул:

– Девушка, ваш вид – отдых для уставших от моря глаз!

Мне никак не удавалось подойти поближе, но сэр Маурицио сказал пленившим его порфирийцам пару слов. Ко мне тут же подошел один из моряков и помог протиснуться сквозь любопытную толпу. Маурицио, который вблизи выглядел еще более изможденным, пожал мне руку и похлопал по плечу.

– Принц Люсиан еще здесь? Я бы не удивился, если бы мы разминулись, как в море корабли. – Он осекся, и его золотистые глаза приобрели отсутствующее выражение. – Именно как корабли.

– Принц здесь, – заверила его я, не зная, известно ли ему что-нибудь о переговорах.

– Хорошо, – отозвался Маурицио и почесал колючий подбородок. – Отведите меня к нему и дайте хоть чем-нибудь позавтракать.

А вот это от меня не зависело. Морские офицеры, сопровождающие Маурицио, настаивали, чтобы он предстал перед Ассамблеей Агогой в Василиконе. Мне позволили идти вместе с ним только потому, что он мертвой хваткой вцепился в мою руку.

– Она мой переводчик, – повторял он на вполне сносном порфирийском.

– Мы с Киггзом собирались забрать вас, – тихонько сказала я юному рыцарю, когда мы начали подниматься на холм по направлению к площади Зокалаа. – В форте Надморье что-то произошло?

Сэр Маурицио шмыгнул носом и устало покачал головой.

– Проклятые самсамийцы нарушили свое слово перед Гореддом и Нинисом. Мы должны были тренироваться вместе ради защиты Южных земель, но их новый регент решил иначе.

У меня внутри все похолодело. Неужели Джаннула убедила Джозефа напасть на рыцарей и дракомахистов? Было ли это одной из тех вещей, которые она пыталась проделать, пока не сражалась с Абдо в его голове? Маурицио не хотел вдаваться в детали в окружении порфирийцев. Я надеялась, что мне позволят присутствовать при их разговоре с принцем.

Я не раз видела Василикон с фасада, но никогда не пересекала его порога. За украшенной колоннами пронайей – величественным крыльцом – находились тяжелые бронзовые двери, которые вели в просторный зал с окнами в верхней части стен. На потолочной фреске были изображены Справедливость, Торговля и Философия, вкушавшие метафорические сардины на аллегорическом пикнике.

Страж, стоящий у второй пары дверей, пробубнил клятву и заставил нас повторить ее: «Клянусь, что мои губы будут хранить тайну, и вверяю себя Страшной Неизбежности».

Мы зашли в зал, оказавшийся огромным амфитеатром под куполом потолка. Людей было немного; все представители семейств Агогой являлись членами Ассамблеи по праву рождения, но многие из них руководили собственной фирмой или промышленной компанией, а другие получали образование. Лишь старики, лентяи и главы семейств-основателей приходили сюда каждый день; деловых людей привлекали исключительно срочные, неоднозначные дела.

Оказалось, что главы великих домов уединились с Комонотом и Киггзом для переговоров. Морские офицеры подошли к женщине, сидящей на самом верху, и она отправила посыльного в глубь Василикона.

Чтобы скоротать ожидание, мы с Маурицио стали наблюдать за работой Ассамблеи. Шло голосование по петициям фермеров, живших в верховьях Омиги. Каждый член Ассамблеи выходил к центру амфитеатра и бросал камешек в невысокую урну из порфирийского пурпурного мрамора. На скамейке позади урны сидел старичок с тяжелым посохом, который увенчивал наконечник, напоминающий шишку. Когда все проголосовали, он высыпал содержимое урны на колени и, отделив белые камешки от красных, записал результат в толстую книгу.

Посыльный вернулся с запиской, в которой говорилось, что офицеры могут быть свободны, чему они, похоже, очень обрадовались. Женщина, с которой они говорили, провела нас по амфитеатру, а затем свернула в коридор со сводчатым потолком и остановилась перед украшенной выпуклым орнаментом дверью. Там она передала нас стражу; он попросил произнести все ту же клятву, после чего открыл нам дверь. Мы оказались в восьмиугольном дворе, мощенном плиткой и залитым солнцем, и отчаянно заморгали.

Главы великих домов, восемнадцать почтенных женщин и мужчин в струящихся шелковых одеяниях и с золотыми венцами на головах, сидели на бронзовых треногих стульях, расставленных по кругу. Многие держали в руках складные веера. Спикер Милэй сидела ближе всех к двери и сжимала в ладони шишковатый посох. Еще я узнала мать Камбы, Амалию Пэрдиксис Лита. Киггз и Комонот сидели вдали. Рядом с ними я, к своему удивлению, заметила Эскар.

Спикер Милэй указала Маурицио встать в центр круга: он подчинился, обливаясь потом. Я подумала, что мне нужно уйти, так как меня сюда никто не звал и мне было негде сидеть. Однако мой взгляд поймала Эскар и жестом поманила к себе. Я тихонечко обогнула двор по периметру и стала рядом с ней. Она обернулась ко мне, окинув мое лицо пронзительным взглядом черных глаз.