упомянутые, уже созданные произведения… Лучше не сочинишь. Тогда зачем это переживать? Какая-то эмоционально-творческая праздность и тщета…

Тем не менее, как бы он ни жаждал оригинальности, главная его проблема в данный момент состояла в том, что Вика не звонила. Почему Георгий вдруг вспомнил о ней, сидя у Нади? Где её искать, когда нет магазина и телефон не отвечает?.. Что делать? А найти необходимо, поскольку без неё он больше не согласен. Вот уж, предел банальности: взрослый мужчина, морские морщинки, обаяние литератора… Притягательно для молодой красавицы из сложной семьи, избалованной пустым вожделением сверстников и нуждающейся в чём-то большем. В свою очередь, её юное изящество манит робко седеющего героя. Всё здесь яснее ясного. Сам по себе такой сюжет выглядел бы отвратительно, если бы не Вика… Но неужели он настолько ничего не значит для девушки, что она готова впустую тратить время, которое они могли бы провести вместе? Чего стоят тогда её впечатления, восхищения, слова, если можно просто взять и исчезнуть? Была ли она вообще?

Этот вопрос представлялся Георгию довольно важным. Ответ хоть и напрашивался, но не казался бесспорным. Вот Надежда была наверняка, без сомнений. И там, как ни крути, что бы ни случилось, отыщется Вика или нет, бывшая жена останется. Сегодня в её глазах мелькнуло нечто, придающее этому факту особое значение… и надежду. Похоже, в кои-то веки она была рада его приходу. Но тогда зачем все эти годы мук и взаимных претензий, которые кентаврами, циклопами, скулящими церберами скребли душу? Зачем портить столько лет совместной жизни? Зачем, если, оказывается, всё можно было забыть? Ладно, в случае Вики что-то удастся списать на молодость, но почему все женщины вокруг Горенова так безответственно относятся ко времени? К его времени!

Он вспомнил о йоге. Нет, конечно, Лена его не видела. Это не Вадик… Но тело уже нашли? Тик-так, тик-так. Кровь могла протечь к соседям… Нет, она же густеет. Да и дом монолитно-бетонный. Ладно, тогда запах вырвался через замочные скважины. Наверняка кто-то о нём уже спохватился. Хотя бы из фитнес-клуба.

Напрашивался вывод: если появилось в его жизни что-то совсем свежее, пьяняще необычное, то это именно «кровавое творчество», литературная месть… И книга O, разумеется. Впервые Георгий обратил внимание, что в фамилии «Горе-нов» присутствует и корень, маркирующий новаторство. Неужели высший архитектор прозорливо предначертал ему и эту мрачную роль?

19

Молчание Вики, помноженное на отсутствие резонанса от его «литературной деятельности», вместе производили гул, который постоянно гнал Горенова прочь из дома. Странно всё это, конечно: пустота вдруг обретала массу и давила своими хлопьями на его чувства, тишина – на барабанные перепонки… Так или иначе, оставаться одному в квартире стало невыносимо. Здесь ему не удавалось отделаться от мысли, будто он сходит с ума. А допустить этого никак нельзя! Сам Георгий тут ни при чём, суть не в заботе о здоровье. Но если заполонившая его сознание великая идея – всего лишь мысль безумца… Если книга O принадлежит перу помешанного, то подумать страшно, что всё это значит…

Шли дни и, наверное, он бы уже не решился приступить к осуществлению столь амбициозного плана, если бы начало ему не было положено ранее. Собственные доводы почему-то больше не звучали убедительно. Давно не видел Горенов и жерло колодца, из которого к нему вылезала Истина. Неужели он действительно убил человека? Двух человек… Верилось с трудом. Самое прекрасное сочинение… может ли оно стоить жизней? С другой стороны, в Средние века многие фолианты оказались окроплёнными и даже залитыми кровью. А времена, как и прежде, не выбирают. Книжные развалы оттого заполонены бульварщиной, что за тексты более никто не платит столь дорогую цену, кроме их автора. Но это – его личное дело, которое никого не волнует.

Сомнения. Георгий поднял глаза и подумал, что Ною было гораздо легче, чем ему… Не так трудно выполнять жестокую миссию без колебаний, если человек уверен, будто Всевышний на его стороне. Тогда, слыша крики сквозь борта ковчега, тоже не без усилий, но всё-таки можно прогнать от себя мысли о милосердии. Но как не думать о нём ему, Горенову, когда он даже не знает, чья миссия на него возложена и кем?

Красота – города или женского тела – отрезвляет, позволяя сбросить лишние капли. Отряхнуться, словно псу, попавшему под дождь. С неба как раз моросило. Георгий помнил Петербург совсем другим. Когда-то они с Надей сидели в кафе на этом углу, пили кофе с пирожными. Потом здесь был галантерейный магазин, потом – продуктовая забегаловка для алкашей, а сейчас висит плакат «аренда». И не значит ли это, что он – петербуржец в значительно большей степени, чем те люди, которые никогда не были счастливы на этом самом месте? Чем те дети, которые пусть и родились неподалёку, не видели здесь ничего, кроме надписи о сдаче помещения? Пусть они вырастут среди этих деревьев, а он рос среди других, которые уже не найти… Где, кстати, те деревья? В любом случае приезжие – это другие, не такие, как он. Это люди, с гордостью сообщающие окружающим: «Мы с мегаполиса!» А Горенов и парикмахерша Наташа понимали, что гордиться-то, в сущности, нечем. Это так же глупо, как хвастаться счастьем. Просто радуйся и живи. Кому какое дело, где твой дом? Ведь дом – всего лишь место, в котором тебе особенно нравится читать.

А сюда они собирались отдать Ленку. Тут до сих пор школа танцев, а раньше была парикмахерская, а ещё раньше – магазин. В него Георгий ходил за сигаретами «Gitanes». Поблизости они больше нигде не продавались. Однако «Gitanes» тот был редкой гадостью. Тот ещё француз, типа Дантеса. Или вроде такого учителя, как месье Бопре, который, кстати, тоже раньше служил парикмахером, как эта школа. Стало быть, и танцы здесь ничуть не лучше. Таков был грубый взгляд Горенова на метафизику Петербурга.

В центре того города, который Георгий помнил так отчётливо, прежде не встречался столь уверенный и наглый запах мочи. Иногда он подкрадывался, скромный, стыдливый, обусловленный простатитом или излишними возлияниями. Теперь же он витал полноправно и самодовольно.

Горенов был бы рад вернуться в тот город, который ощущал родным, но это же невозможно. Или… Он замедлил шаг и оглянулся. Позади извивался канал Грибоедова. Георгий стоял в том же месте, что тогда. Когда? Именно тогда! Вдруг показалось, будто совпадал и момент. Словно прошёл лишь один миг, а все сомнения, события, книги и кровь – не