Закончив принимать душ, она завернулась в пушистое зеленоеполотенце и направилась в спальню за своими джинсами и свитером.

— Надень что-нибудь из того, что висит в этом стенном шкафу,— окликнул ее Зак.

Джулия вздрогнула от неожиданности, потому что он заговорилвпервые с тех пор, как они вместе вошли в ванную. Обернувшись, она увидела егоу умывальника с намыленным лицом и с таким же, как у нее, полотенцем, обернутымвокруг стройных бедер.

— Нет, — твердо возразила она, — я уже надевала чужие вещивчера вечером. И мне это совсем не понравилось.

Несмотря на столь категоричный ответ, Джулия чувствоваласебя совершенно беспомощной и завороженно наблюдала за тем, как Зак, насмешливоулыбнувшись, продолжает водить бритвой по шее и подбородку.

— Я почему-то был уверен в том, что ты обязательно станешьвозражать.

Джулия самодовольно улыбнулась.

— Мне очень приятно, хотя бы для разнообразия, суметьоставить последнее слово за собой.

Решительно развернувшись, она направилась в спальню, прямо ктому стулу, на который вчера вечером повесила свою одежду. Но ничего там необнаружила. Несколько секунд она стояла, тупо уставившись на шелковую тканьобивки, будто ожидая, что ее вещи непонятным образом вдруг материализуются.Потом резко вздернула подбородок и, настроенная весьма воинственно, устремиласьобратно в ванную.

— Я не собираюсь надевать ничего из того, что висит в этомшкафу! — решительно заявила она.

Зак ответил ей с ехидной улыбкой, ни на секунду не прекращаябриться:

— Ну что ж — это тоже неплохая мысль. Для такого ненасытногосамца, как я, весьма соблазнительно, чтобы ты целый день бегала по дому вкостюме Евы.

Джулия попробовала прибегнуть к своему «учительскому» тону —холодному и строгому. Тону, которым обычно говорят: «Вы заходите слишкомдалеко, молодой человек».

— Зак, я с трудом сдерживаюсь. Не дразни меня. Зак лишьподавил очередной приступ смеха.

— Зак! — В голосе Джулии появились недобрые нотки. — Янадеюсь, что ты сию же минуту вернешь мои вещи, куда бы ты их ни спрятал.

Плечи Зака снова затряслись от приступа беззвучного хохота.Он неторопливо смыл остатки пены и начал промокать лицо, одновременно продолжаяговорить. Его голос звучал через махровое полотенце слегка приглушенно:

— А если я этого не сделаю, мисс Мэтисон? Неужели выоставите меня после уроков?

Джулия достаточно имела дел с непослушными и взбалмошнымидетьми, потому ей удалось подавить острый приступ раздражения и сказать все темже сухим, суровым тоном, подчеркивая каждое слово:

— Я не намерена дискутировать по этому поводу.

Отняв полотенце от лица, Зак повернулся к ней, и широкаябелозубая улыбка осветила суровое лицо.

— У тебя просто потрясающий словарный запас, — сказал он сискренним восхищением. — Кстати, а почему у тебя нет техасского акцента?

Но Джулия совершенно не слышала того, что он говорил. Онаошарашенно смотрела на живое воплощение того самого секс-символа американскогокинематографа, который до этого ей доводилось видеть лишь на экране и виллюстрированных журналах. До сих пор, несмотря ни на что, Захарий Бенедикт —человек не ассоциировался у нее с Захарием Бенедиктом — кинозвездой, и поэтомуей было проще не задумываться о его голливудском прошлом. Пять лет, проведенныхза решеткой, наложили свой отпечаток на его черты, сделав их более суровыми ирезкими. Но теперь, за одну-единственную ночь, это все ушло. Хорошоотдохнувший, побритый и удовлетворенный, он настолько напоминал того, прежнегоБенедикта, что Джулия испуганно отшатнулась от него, как от незнакомца.

— Что случилось? Почему ты смотришь на меня так, как будто уменя из ушей торчат пучки волос?

Она хорошо узнала этот голос. Постаравшись стряхнутьвнезапное наваждение, Джулия отбросила прочь бессмысленные фантазии и вернуласьк прежней теме. Причем на этот раз она была твердо намерена оставить последнееслово за собой. Скрестив руки на груди, она упрямо повторила:

— Мне нужны мои вещи.

Присев на краешек огромного мраморного туалетного столика,Зак тоже скрестил руки на груди, как бы передразнивая ее. Но в отличие отДжулии его глаза искрились непритворным весельем.

— Боюсь, что это совершенно невозможно, дорогая. Придетсятебе все-таки воспользоваться чем-то из этого стенного шкафа.

Его ласковые слова не оказывали на Джулию абсолютно никакоговоздействия, потому что теперь они были сказаны кинозвездой и общепризнаннымгероем-любовником. Она была настолько сердита и раздражена, что ей хотелосьзатопать ногами.

— Черт побери, я хочу получить обратно свою…

— Пожалуйста, — спокойно перебил он ее, — возьми что-нибудьиз этого шкафа. — Заметив, что Джулия готова в очередной раз возразить, он невозмутимодобавил:

— Дело в том, что я бросил твои старые вещи в камин.

Джулия понимала, что он в очередной раз одержал над нейверх, и это вызвало у нее вспышку злости и обиды.

— Может быть, для бывшей кинозвезды они и могли показатьсяникчемными лохмотьями, но это были мои вещи. Я работала для того, чтобызаплатить за них, я купила их, и они мне нравились!

Резко обернувшись, она направилась к стенному шкафу, даже неподозревая о том, насколько болезненным и метким оказался ее последний удар.Проигнорировав богатый выбор платьев и юбок, открывшийся перед ней, онасхватила первые попавшиеся зеленые кашемировые брюки и свитер из мягкой шерстис разбросанными по основному фону нежными фиалками. Вдев в брюки первый жепопавшийся зеленый кожаный пояс, Джулия отвернулась от шкафа и… уткнулась вширокую грудь Зака.

Опершись рукой о косяк, он стоял в дверном проеме ипреграждал ей выход.

Не поднимая головы, Джулия попыталась протиснуться мимо. Ноне тут-то было. Голос Зака казался столь же непоколебимым, как и его поза:

— По моей вине ты носила эти вещи не снимая в течениепоследних трех дней. Я просто хотел, чтобы ты надела что-то другое. Так, чтобыя не чувствовал себя виноватым при каждом взгляде на твои джинсы. — Закблагоразумно опустил свои соображения по поводу того, что ему также хотелось бывидеть ее в чем-то более красивом и изысканном, в чем-то, хоть немногодостойном ее лица и фигуры. — Пожалуйста, перестань дуться, посмотри на меня ипозволь мне объяснить.

Джулия была достаточно упряма для того, чтобы противостоятьего убедительному тону, но недостаточно сердита и бестолкова для того, чтобы неувидеть в его словах определенной логики и не понимать, что было бы чистым идиотизмомглупыми ссорами отравлять то недолгое время, которое им предстояло провестивместе.