Изо всех сил сдерживая сжигающее его желание, Зак наблюдалза прелестным лицом, где, как в зеркале, отражались все те чувства, которые онаиспытывала от его изощренных ласк. И при каждом стоне, который срывался с еегуб, при каждом беспокойном движении головы, при каждой судороге наслаждения,которая пробегала по ее телу от малейшего прикосновения, его переполняланевыразимая, почти мучительная нежность. Горячая и влажная, она открывалась емунавстречу, но Зак продолжал сдерживаться, позволяя пока только пальцампроникать внутрь. Джулия обвила руками его плечи, и ее тело сотрясалабезостановочная дрожь. Это внезапно напомнило Заку о тех словах, которые онсмутно слышал сегодня утром.

— Дрожь — это хорошо, — прошептал он, неторопливо проникаявсе глубже и глубже. — Дрожь — это очень, очень хорошо.

Плоть под его изучающими пальцами казалась такой непривычноузкой, что Зак на мгновение испугался, что он слишком велик для нее и не сможетвойти в нее, не навредив и не причинив боли.

Руки Джулии все смелее гладили его тело и наконец сделалито, чего он давно хотел и ждал. Но в тот момент, когда ее пальцы наконецсомкнулись вокруг его возбужденной плоти, бездонные синие глаза вдруг широкораспахнулись и удивленно встретили его взгляд. Если бы ситуация не была настольконеобычной, Зак наверняка бы улыбнулся при мысли о том, что на нее явно произвелвпечатление его «размер». В неровном свете камина она неотрывно смотрела в егоглаза, как будто ожидая какого-то знака, какого-то решения с его стороны, в товремя как ее руки возбуждали его до такой степени, что он был готов кончить влюбую секунду — прямо сейчас, в ее нежной ладони. И в это мгновение ее втораярука нежно погладила его скулы и подбородок, как бы пытаясь снять напряжение, аслова, которые сорвались с ее губ, окончательно свели его с ума:

— Вы стоите, того, чтобы вас ждали двадцать шесть лет,мистер Бенедикт.

Зак почувствовал, что совершенно утратил контроль надсобственным дыханием. Сжав ладонями разрумянившееся лицо Джулии, он смог лишьхрипло прошептать:

— О Боже…

Кровь бешено пульсировала в висках, и Зак начал неторопливопроникать внутрь ее сладкого, горячего, влажного тела, которое охотно принималоего в себя. Дойдя до хрупкой преграды, он задержал дыхание, приподнял изящныебедра и рывком погрузился еще глубже. Тело Джулии на мгновение напряглось отрезкой боли, но уже в следующую секунду она открылась навстречу ему, какцветок, как бы умоляя не останавливаться и двигаться дальше. Чувствуя, чтоможет кончить в любую секунду, Зак продолжал сдерживать себя и двигаться какможно медленнее, но это стало совершенно невозможным, после того как она началадвигаться вместе с ним. Остатки самообладания улетучились вместе с желаниемпродлить этот акт как можно дольше Закрыв рот Джулии жадным поцелуем, он началдвигаться все быстрее и быстрее, стараясь довести ее до оргазма скорее, чем этопроизойдет с ним. На это не потребовалось много времени — вскоре Джулия издаласдавленный крик, впилась ногтями в его спину, и по ее телу начали одна задругой пробегать ничем не сдерживаемые волны дрожи. Еще выше приподняв еестройные бедра, Зак погрузился в нее как можно глубже — он испытывалнепреодолимую потребность зарыться в нее, слиться с ней, когда то же самоепроизойдет с ним. Оргазм был настолько сильным, что он протяжно застонал ипродолжал двигаться и двигаться, как будто это могло избавить его от горечипрошлого и неопределенности будущего. Но наконец, когда каждая его нервнаяклеточка отозвалась на сильное и давно забытое ощущение, по его телу пробежалапоследняя судорога, и он почувствовал себя совершенно обессиленным Иопустошенным.

Заставив свое ставшее внезапно вялым и непослушным телооткатиться на бок, он тем не менее так и не разъединился с ней окончательно.Пытаясь восстановить дыхание, он гладил ее спину, бедра, стараясь ни о чем недумать и из последних сил цепляясь за неумолимо исчезающую эйфорию Но черезнесколько минут это стало совершенно бесполезным. Теперь, когда страсть наконецнашла выход, между его мозгом и совестью больше не осталось никакого барьераГлядя в огонь камина, он начинал видеть все свои поступки последних трех дней вбезжалостном свете правды А правда заключалась в том, что он сделал своейзаложницей совершенно беззащитную женщину Угрожая пистолетом, он шантажировалее, обещая отпустить, если она довезет его до Колорадо. Он угрожал ейфизическим насилием в случае, если она попытается бежать, а когда она все же неиспугалась его угроз и бежала, он заставил ее поцеловать себя при свидетелях,так что теперь вся пресса страны всячески поносит ее, считая его сообщницей.Правда заключалась в том, что он захотел переспать с ней в тот самый день,когда взял своей заложницей, и использовал все уловки, имевшиеся в егораспоряжении, чтобы заставить ее сменить гнев на милость. Омерзительная правдазаключалась также и в том, что ему таки удалось достичь своей грязной цели — онсовратил невинную дочь священника, чистое, одухотворенное существо, которое навсю его подлость и жестокость ответило тем, что спасло его жизнь. Причем«совратил»— это слишком мягкое слово для того, чтобы описать его сегодняшний«подвиг». Испытывая непреодолимое отвращение к самому себе, он перевел взглядниже и уткнулся в ковер. Он даже не удосужился донести ее до кровати и взялпрямо здесь, на полу, у камина!

Угрызения совести становились почти невыносимыми. И то, чтоона не сопротивлялась, не кричала, ничем не выказывая того, что он причиняет ейболь, не только не умаляло, а наоборот — усугубляло его вину. Она просто незнала, что достойна гораздо лучшего, чем то, что получила. Но ведь он знал! Вюности он не пропускал ни одной юбки, а когда стал взрослым, то имел гораздобольшее количество любовных похождений, чем мог сосчитать. Поэтому всяответственность за то, во что превратилась теперь жизнь Джулии, и за ее первоезнакомство с сексом лежала исключительно на нем. И это еще если не учитыватьвполне реальной возможности того, что Джулия забеременеет! Не нужно быть семипядей во лбу, чтобы сообразить, что дочь священника никогда не пойдет на аборт,а значит, ей предстоит испытать все «радости» безмужней беременности, или жепереехать в другой город, или же навязать воспитание его ребенка этому ее почтижениху.

Зак прекрасно понимал, что может быть убит в любую минуту,после того как придет время покинуть гостеприимные стены этого дома. Правда,теперь ему бы хотелось, чтобы его убили еще до того, как он сел в ее машину. Дотех пор пока он не попал в тюрьму, ему бы и в голову не пришло вмешивать в своигрязные проблемы ни в чем не повинное человеческое существо, а уж тем болееугрожать пистолетом и совращать совершенно невинную девушку. Очевидно, тюрьматаки сделала из него неисправимого социопата, лишенного всяких моральныхпринципов.

Теперь он понимал, что гибель от пули — слишком мягкоенаказание для такого чудовища, которым он стал.

Зак был настолько поглощен собственными мыслями, что несразу понял, что женщина, лежащая в его объятиях, плачет, и та влага, которуюон чувствует на своей груди, — отнюдь не пот, а слезы. Сердце его сжалось отпочти непереносимой боли, и он попытался разжать объятия и освободиться,оставив Джулию лежать на ковре, но ее изящная рука продолжала мертвой хваткойцепляться за его плечо, а лицо по-прежнему оставалось крепко прижатым к егогруди.