с Марией матери разные. Но мать Марии я тоже не помню. Она умерла несколько лет назад. В столице у нас были Гарденберги, тетя Лизель и Дитер. Я просила остаться, но тетя настаивала, что нам обязательно нужно уехать. Я… очень скучаю по ним.

— Мне очень жаль.

— Зачем вы себя резали? — перебила сейчас же она.

— Мне… было плохо. А сейчас лучше, я много учусь и у меня есть приятели.

— Как мне перестать?

Альберт помолчал и честно ответил:

— Я не знаю.

— Мой ход! — воскликнула Кете и выставила вперед пешку.

Позже Жаннетт поинтересовалась у него, как он смотрит на возможное начало новой войны.

— Это была ошибка, и мы не повторим ее, — ответил он.

— Вы считаете?.. — откликнулась Жаннетт. — Хорошо, если вы правы. Но я иного мнения.

Отчего в их мыслях столько тоски и темноты? Уходят люди, а вместе с ними уходят война и эпоха.

С вокзала в Минге он отправил матери телеграмму: «12.40 встречай». На вокзал в столице встречать пришла Мисмис — взрослая темноволосая девушка с кукольно-капризным личиком и, о ужас, выше брата на четверть головы.

— Не узнал, Бертель? — с веселой улыбкой сказала она. — Можно мне тебя поцеловать?

— Пожалуйста. Ты стала ужасно взрослой. Ты стала… выше меня. Ого!

— Это ты низкий. А мама по тебе скучала.

— Конечно…

— Не язви, пожалуйста, — тихо ответила она. — Она скучала, я знаю. Ты сам поймешь. Альбрехт, приятно, что ты нас навестил.

— Ага, — ответил тот, посматривая поверх ее плеча.

Мисмис обиженно сжала губы и взяла за локоть брата. У дверей вокзала она наклонилась к Альберту и спросила еле слышно:

— Что это с ним?

— Понятия не имею, — ответил Альберт. — Наверное, по-прежнему переходный возраст.

Плетущийся за ними кузен Альбрехт слышал их разговор, но не вмешивался.

В Минге было лучше — Альберт понял это, только сойдя с поезда. В столице было непривычно мрачно и ветрено (с фëном не сравнить). Торжественный лабиринт из камня был страшен человеку, что привык к провинциальной простоте в архитектуре. Иначе пахло и иначе звенело на улицах, обрывки голосов — не южный язык и не литературный, а жесткий северный диалект с еле уловимыми вкраплениями знакомых слов.

И — родители были не те, странно (неужели странно?) постарели. Сухая и беловолосая мать более не снимала очки, стала забывчивой, усталой, и днем ее клонило в сон. Отец держался несколько живее, не переставал работать, но и у него случались помутнения, когда он забывал, что делал только что. Но выглядел он аккуратнее Лины, что забывала о внешности и позволяла себе — немыслимое в Минге — быть неряшливой. Альберт в смутном страхе смотрел в эти глаза — старости и приближающейся смерти.

Чтобы сделать им приятное, он привез подарки: отцу — удобную самопишущую ручку и вечный карандаш, матери — новое издание романа Гете, Мисмис — серебряное кольцо с опалом. Марта была этим довольна, надела его и, рассматривая на вытянутой руке, сказала:

— Больно строгое, и не женское словно. Но замечательное, Бертель, спасибо. Я не буду снимать его.

— А как учится Альбрехт? — не к месту спросила Лина, не стесняясь присутствия племянника. — На него жалуются все так же?

— Меньше. Но учится он плохо. Не сможет поступить.

— Я и не хочу поступать, — тихо сказал кузен Альбрехт.

Занятый учебой больше, чем собой, Альберт был оскорблен.

— А чего ты хочешь? — резко спросил он. — Как сейчас — по подворотням шляться? Вольешься в преступную шайку, сначала ограбишь кого-то, после — зарежешь в пьяной драке. Этим все и кончается. А честным людям потом с тобой разбираться.

— Тебе, что ли, разбираться?

— А, может, и мне?

— Ты слишком строг, — перебила брата Мисмис. — Тем более тебе должно быть все равно, чего хочет Альбрехт.

— Я забочусь в том числе о семье.

С усмешкой Марта ответила:

— Бертель, это слишком, прости меня, пожалуйста. Твое желание контролировать все на свете не должно касаться нас.

— А какого мне будет знать, что мой родственник — преступник, которому гильотина — мать родная? Придется мне за него краснеть на рабочем месте. Мне, кстати, обещают хорошее место, — добавил он с улыбкой, чтобы отвлечь мать, что забеспокоилась от их разговора. — Если все пойдет, как я рассчитываю, я получу место в прокуратуре… постоянное, если хорошо сдам все экзамены. Тут важна дисциплина.

— О, а отец хотел, чтобы ты стал юристом партии, — ответила Лина невесело. — Но, признаюсь, я на твоей стороне. Я рассчитывала, что ты станешь следователем… Ты хочешь быть прокурором?

— Да, — ответил он, — у меня повышенное чувство справедливости.

Мисмис тихо рассмеялась, явно сомневаясь в заявленном.

— Знаешь, мама, не будь Мисмис ленивой, я бы посоветовал и ей поступить в университет, может быть, тоже на юридический.

— Вот еще, — фыркнула та, — работать должны мужчины. Я не собираюсь этим заниматься.

— Неужели? — зачем-то спросил кузен Альбрехт.

Взглянув на него быстро, Марта покраснела.

— Да… это мое мнение, — прошептала она.

— Мисмис помогает в партийном штабе, — сухо сказала мать, — это позволяет ей зарабатывать себе на приятные мелочи. К сожалению, мы с отцом не можем обеспечивать ее, как раньше.

— И что же ты делаешь? — с иронией спросил Альберт.

— А что?.. — Марта отвернулась. — Принимаю письма всякие, отвечаю на звонки и завариваю кофе…

— И тебе это не нравится?

— Нет. Я не люблю работать. Я уже сказала, Бертель.

— Значит, вы с Альбрехтом похожи.

В словах его было столько неосознанной злости, что Марта изумленно оглянулась на него. После она встала и, переглянувшись с покрасневшим Альбрехтом, вышла из гостиной.

— Ты разозлил ее, — с укоризной сказала Лина, — незачем спрашивать ее о работе.

— Вы, мама, — возвратившись к саркастическому «вы», сказал Альберт, — вы вырастили лентяйку. Ах, простите, вы вырастили довоенную барышню, которая только и должна, что бренчать на пианино и служить украшением гостиной. Вы вырастили абсолютно бесполезное…

— Ты считаешь, современная девушка обязана убить свою юность на работе? — обиженно спросила мать.

— А чем девушка лучше меня? Почему юноша должен убить юность на учебе и работе?

— Девушка оставляет красоту и юность, рожая детей, — отрезала мать. — Кажется, ты пока не научился рожать детей. Как только мужчины научатся рожать и выкармливать, мы станем равными.

То был умный ответ, и Альберт не сразу нашел, что ответить. Поначалу он хотел сказать, что нынче не всякая особа женского пола рожает детей, но мать была старой закалки и, возможно, не слышала о современных бездетных девушках.

— Но ты сказала, что вы не справляетесь с содержанием Мисмис, — сказал он потом. — Можно не любить работать, но работать