На стадионе было много католиков. Некоторые из них принимали причастие, остальные относились с уважением к церковному ритуалу. Конечно, это было уважение не к священнику — прислужнику палачей, а к религиозным убеждениям наших товарищей.

«Отец Хуан» был польским фашистом, который — и это симптоматично — состоял капелланом военного завода и городской тюрьмы Сантьяго. Произнося проповедь перед тысячами жертв фашистской хунты, он имел наглость просить у бога благословения «новым правителям Чили», людям, которых он, по его словам, знал как «добрых христиан, патриотов и ревнителей справедливости».

…По тайным каналам до нас долетали кое-как вести с воли. Мы знали, что во всем мире развернулась широчайшая кампания солидарности с чилийским народом.

У нас не было радио, мы не получали газет. Но солидарность между революционерами не знает непреодолимых преград. Мы, узники стадиона, гордились Луисом Корваланом. До нас дошли слова, сказанные им иностранным журналистам в одной из камер военной школы. Нас вдохновил оптимизм самого важного узника фашистов.

«Я люблю свободу и жизнь, — сказал Генеральный секретарь Коммунистической партии Чили, — но не боюсь смерти, если нужно будет погибнуть во имя справедливого дела».

Нас вдохновила решительная и принципиальная позиция Советского Союза и других социалистических стран, коммунистических партий, демократов различных убеждений на всех континентах, которые в самой разнообразной форме выражали свое осуждение чилийскому фашизму и заявляли о твердой и непреклонной солидарности с нашим народом, о своей вере в грядущую победу чилийских патриотов.

Голос московского радио

Но один голос звучал для нас особенно громко и волнующе. Мы знали, что московское радио в своих передачах на испанском языке посвятило специальную программу нашему народу. Мы знали, что эта программа начиналась и заканчивалась звуками нашего гимна единства и победы, дорогими нашему сердцу и мужественными аккордами песни «Венсеремос!». Мы знали, что благодаря московскому радио чилийцы узнавали правду об истинном смысле происходящего в их стране.

Мы представляли себе, какими могли быть эти передачи, и слова ободрения чилийцам, доносящиеся из столицы победившего социализма, ассоциировались у нас с передачами того же радио в те черные годы, когда фашизм нес смерть и разорение Европе. Эти передачи на разных языках доходили до угнетенных народов стран, оккупированных гитлеровскими ордами. Мы вспоминали, что в самые торжественные моменты истории, когда передавались особо важные сообщения, звучал хорошо известный всем советским людям, полный сдержанной силы и чистоты голос диктора Ю. Левитана.

Однажды, еще на воле, нам удалось прослушать магнитофонную запись голоса этого диктора, сообщавшего советскому народу и всему миру в мае 1945 года о падении Берлина и победе над фашизмом.

Со слезами на глазах мы вспоминали, как в Москве 12 апреля 1961 года мы слушали Левитана, когда он звенящим от гордости голосом объявлял, что первым человеком, покинувшим нашу планету на космическом корабле, стал советский человек, коммунист майор Юрий Гагарин.

Конечно, Левитан не говорит по-испански. В передачах московского радио на Чили звучат сейчас голоса других советских дикторов и голоса чилийцев, которых приняла родина Ленина и оказала им широкую, братскую помощь. И каждый вечер доносится до Чили голос человека, выступления которого мы слушали в свое время каждый день на волне нашей радиостанции «Магальянес», — голос выразительный и глубокий, бичующий предателей и полный сердечности и глубокой солидарности по отношению к преследуемым, угнетенным и униженным. Это голос нашей коммунистической партии, звучащий в мудрых и страстных словах Володи Тейтельбойма.

Мы шли на пытки мужественно и твердо, потому что были уверены, что мы не одни, что мир знает о трагедий нашего народа и мы никогда не будем в изоляции.

Сквозь стены тюрем мы ощущали горячее дыхание солидарности, братскую руку антифашистов всего мира. Эта солидарность придавала мужества тем, кого вели на казнь.

Журналист-коммунист

Однажды на стадион приехал личный представитель министра внутренних дел генерала Оскара Бонильи. Он заявил, что генерал Бонилья поручил ему «заняться» положением арестованных журналистов. Под постоянным давлением родных и близких тех работников печати и радио, что оказались в застенках Пиночета, Коллегия журналистов Чили заявила хунте о своей «озабоченности» нашей судьбой.

Демарш Коллегии журналистов тоже был вызван мощной волной международной солидарности. Международная организация журналистов, журналистские организации многих стран мира буквально завалили руководителей чилийской коллегии запросами о судьбе своих арестованных коллег.

Руководство Коллегии журналистов Чили вынуждено было обратиться устно и письменно к Бонилье с просьбой предоставить сведения о журналистах, находящихся в заключении. В связи с этим в коллегию был направлен список «пропавших без вести», где, несомненно, фигурировала и моя фамилия. Советники коллегии, и среди них вице-президент Международной организации журналистов Альфредо Оливарес, сделали все возможное, чтобы спасти жизнь бывшего главного редактора «Сигло». Однако в списке, с которым прибыл на стадион личный представитель министра внутренних дел, фигурировали все заключенные журналисты, кроме Родриго Рохаса. Только после протеста со стороны моих товарищей включили в список и меня. Личный представитель министра внутренних дел был проинформирован о том положении, в котором я нахожусь, о том, что меня подвергали пыткам, о том, что именно в данный момент меня снова пытают на велодроме.

Но все было напрасно Меня держали в заключении не потому, что я журналист. Агентов Пиночета мало интересовал бывший главный редактор «Эль Сигло». У них не было особого интереса к бывшему советнику по пропаганде при президенте Альенде. Их интересовал прежде всего и больше всего коммунист, член Политической комиссии ЦК Коммунистической партии Чили. Их интересовал «советский шпион». Они были заинтересованы в том, чтобы расправиться с чилийским коммунистом, который по случаю 50-й годовщины основания партии Рекабаррена вместе с другими членами Политической комиссии получил по решению Верховного Совета СССР из рук товарища Андрея Кириленко Юбилейную медаль в ознаменование 100-й годовщины со дня рождения Владимира Ильича Ленина.

Обо всем этом прекрасно знали Бонилья и его личный представитель. Об этом знали и мои истязатели, и поэтому, естественно, меня не оказалось в списке «арестованных или пропавших без вести журналистов».

Надо сказать, что хунта не была заинтересована в разгоне Коллегии журналистов. В какой-то мере ей удалось использовать эту организацию в своих интересах. Президент коллегии христианский демократ Карлос Сепульведа получил в свое ведение один из органов печати. Большинство в руководстве коллегии составили журналисты из газеты «Меркурио» и правые христианские демократы. Они вошли в состав так называемого органа профсоюзной власти, который способствовал успеху путчистов.

Их мало беспокоило то обстоятельство, что хунта закрыла ряд газет в Сантьяго, что закрыты многие органы печати в провинциях, что замолчали десятки радиостанций,