— Конечно, нет. Если только ты сама этого не захочешь.Джулия вышла из кабинета, оставив Терезу Уилмер в размягченном состоянии.Заметив, что дверь в приемную осталась слегка приоткрытой, и вспомнив, чтосекретарша ушла на обед, Тереза решила закрыть ее сама. Но, »взявшись за ручку,она сквозь небольшую щель увидела Джулию, которая по дороге к входной дверислегка замедлила шаг у кофейного столика, а потом сделала небольшой крюк, чтобыпройти мимо стола секретарши.

После ее ухода на кофейном столике осталась пригоршнякарамелек, а на пустом столе секретарши — красный карандаш и шариковая ручка.

Тереза почувствовала, как ее переполняют радость и гордостьза этого маленького человечка.

— Ничем не хочешь запятнать свою новую чистую жизнь? Да, моядевочка? — сказала она хриплым от волнения голосом. — Так и надо, дорогая! Таки надо!

Школьный автобус затормозил перед уютным викторианскимдомиком, который Джулия за три месяца жизни с Мэтисонами уже привыкла считатьродным.

— Пора выходить, Джулия, — водитель был как всегдадоброжелателен, но ни один из новых друзей не помахал ей на прощание, какобычно. Их отчужденность и подозрительность усиливали и без того нестерпимыйстрах, от которого сводило живот. Накануне в школе кто-то украл деньги, которыеучительница собирала на обеды. Они пропали прямо из ее стола. По поводу этойкражи расспрашивали всех, но получилось так, что именно Джулия в тот деньзадержалась в кабинете дольше других, заканчивая работу по географии. Она оказаласьглавной подозреваемой не только потому, что имела прекрасную возможностьукрасть деньги, но и потому, что она была новичком, аутсайдером, ребенком избольшого города с дурной репутацией. А так как до ее приезда в классе ничегопохожего ни разу не происходило, в глазах окружающих она стала единственновозможной кандидатурой на роль воровки. Сегодня днем, стоя у двери в кабинетдиректора, Джулия слышала, как мистер Дункан говорил своей секретарше, чтособирается позвонить преподобному Мэтисону и рассказать о краже. Скорее всего,он так и сделал, потому что сейчас машина Мэтисона стояла на подъезднойдорожке, а он обычно никогда не возвращался домой так рано.

Джулия дошла до калитки в белой ограде, окружающей двор, иостановилась, тщетно пытаясь унять дрожь в коленях. Мысль о том, что ейпридется расстаться с этим домом, была совершенно невыносима. В доме Мэтисонову нее была своя чудесная комната с кроватью под балдахином, покрытой красивымпокрывалом. Но не это главное. Ей будет не хватать их теплых объятий. И смеха.И красивых голосов. Ведь у всех были такие мягкие, добрые, смеющиеся голоса.При мысли о том, что Джеймс Мэтисон больше никогда не поцелует ее на ночь и нескажет:» Спокойной ночи, Джулия. Не забудь помолиться перед сном «, — онаготова была зарыться в снег и разрыдаться, как маленький ребенок. А как теперьжить без Карла и Теда, которых уже привыкла считать своими настоящими старшимибратьями? Которые играли с ней и водили в кино. Неужели она никогда больше непойдет в церковь со своей новой семьей? Не будет сидеть в первое ряду ислушать, как преподобный Мэтисон рассказывает о Господе и вся паствавнимательно слушает его проповедь. Правда, поначалу ей это не очень нравилось.Казалось, что служба длится вечно, а скамейки тверды как камень. Но потом онанаучилась прислушиваться к тому, что говорил преподобный Мэтисон. И черезнесколько недель почувствовала, что действительно начинает верить в то, чтосуществует добрый, любящий Бог, который все видит и никогда не оставит ниодного из своих детей, даже таких недостойных, как мисс Джулия Смит. И сейчас,стоя здесь, в снегу, Джулия мысленно молила этого доброго Бога, хотя ипонимала, что его бесполезно.

Все было слишком хорошо, чтобы продолжаться долго, с горечьюдумала Джулия, изо всех сил пытаясь удержать набегавшие на глаза слезы. Как онамечтала о том, чтобы ее просто выпороли вместо того, чтобы отсылать обратно вЧикаго! Но в глубине души она понимала, что эти надежды напрасны. Во-первых, ееновые приемные родители не верили в действенность порки, а во-вторых, ониверили в то, что ложь и воровство — это смертные грехи, которые не приемлет ниих Господь, ни они сами. Джулия пообещала, что никогда не будет заниматься нитем, ни другим, и они поверили ей.

Одна из лямок ее новой нейлоновой сумки для книг сползла слевого плеча, но Джулия была слишком несчастна, чтобы обращать внимание натакие мелочи. Замирая от страха, она медленно направилась к дому, поднялась поступенькам крыльца и вошла в кухню.

На подносе остывало ее любимое шоколадное печенье. Обычноуже от одного его запаха у Джулии текли слюнки, сегодня же ее чуть не стошнило.Ведь Мэри Мэтисон больше никогда не испечет это печенье специально для нее. Нив кухне, ни в гостиной почему-то никого не было. Правда, из спальни братьевдоносились голоса. Дрожащими руками Джулия повесила сумку на один из крючковрядом с кухонной дверью и сняла белую стеганую куртку. После этого онанаправилась к спальне братьев.

Шестнадцатилетний Карл заметил Джулию первым.

— Привет, Джули-Боб, — поддразнил он ее, — как тебе нравитсянаш новый плакат?

Обычно смешная кличка, которую дал ей Карл, вызывала уДжулии веселую улыбку. Но сегодня ей захотелось разрыдаться при мысли о том,что он никогда больше не назовет ее так. Тед, который был на два года моложе брата,лишь молча улыбнулся и с гордостью показал последнее приобретение — плакат ихнового кумира Зака Бенедикта.

— Правда, здорово? Когда-нибудь у меня будет точно такоймотоцикл, как у него.

Сквозь пелену слез Джулия посмотрела на огромную фотографиювысокого, широкоплечего, неулыбчивого мужчины с руками, скрещенными на широкойгруди, поросшей темными волосами.

— Да, действительно здорово, — послушно согласилась она исовершенно безжизненным голосом спросила:

— А где ваши мама и папа?

Она сознательно употребила слово» ваши «, потому что знала,что скоро навсегда лишится права называть Джеймса и Мэри Мэтисон родителями. —Мне нужно поговорить с ними. — Голос Джулии осип от невыплаканных слез, но онахотела поскорее покончить со всем этим ужасом. Каждая секунда отсрочки всеближе подводила ее к нервному срыву.

— По-моему, они в своей спальне. Обсуждают какие-то насущныепроблемы, — сказал Тед, не отрывая восторженного взгляда от плаката. — Мы сКарлом собираемся завтра на новый фильм Бенедикта. Жаль, что мама не разрешаетвзять тебя. Говорит, что там слишком много насилия. — Оторвав взгляд от своегокумира, Тед наконец заметил мрачное лицо Джулии, но истолковал это по-своему:

— Эй, малыш, не надо так расстраиваться. Мы возьмем тебя напервый же фильм, который…

Дверь с спальню родителей открылась, и оттуда вышли Джеймс иМэри Мэтисон. Выражения их лиц не предвещали ничего хорошего.