– Скорее небо упадет на землю, рыбы пойдут по суше, а птицызароются в норы, чем мы, гордые степняки, дети безбрежной степи, унизимся досоюза с нищим сбродом, пропахшим рыбой!

Белояну даже почудилось на миг, что между губ хана мелькнулраздвоенный язык, но движение было настолько быстрым, что он только мигнул врастерянности. Рука дрожала, когда снова попытался наполнить хану кубок.

– Ярл Якун совсем не нищий. У него злата…

Кучуг прошипел зло:

– Да какое у них злато? Едва где-то своруют, тут же в землюзарывают. Что за вера, будто это приносит удачу? Народ на берегу Северного морятуп, глуп, ленив и неповоротлив. Даже драться не умеют, а их викинги –смех для гордого сына степей!

– Викинги захватили многие страны и стали там господами…

– Только потому, что теми землями побрезговали сыныСтепи, – отрезал хан надменно. – Что может быть лучше для настоящего мужчины,чем мчаться на быстром, как ветер, коне, а степь чтобы мелькала под копытами,ветер свистел в ушах, а впереди простор, простор, простор… У нас это вкрови, в крови даже у женщин. Потому только наши мужчины могут быть достойнынаших женщин…

– Только?

Хан коротко взглянул на Белояна:

– Ну, еще и немного славяне. Вы все-таки тоже общаетесь сконями. Хотя, по чести говоря, это такое жалкое зрелище… Но викинги –смех!.. Они же боятся лошадей. Ты хоть одного видел в седле? И я нет.Викинги никогда не садятся на коней. А что за мужчина, который в бой идетпешим, как корова? Да что в бой: к женщине, к другу, к соседу? А развеможно охотиться не на коне?.. У нас ребенок спит в люльке, подвешенной кседлу скачущего коня!

Внезапно к левой стороне головы Белояна словно приложилиглыбу льда. Он торопливо скосил глаза. Ярл Якун нехотя отвернулся, но Белоянпродолжал ощущать холодную волну ненависти, что шла от гордого вождя викингов.

– Огонь и лед, – пробормотал он потерянно. – Огоньи лед…

– Что с тобой? – участливо спросил хан. –У тебя руки трясутся, будто курей крал… Хотя медведи разве по курамумельцы? Я слышал, вы все баб в берлоги таскаете… Оттого славяне всетакие… медведистые.

Темное небо нещадно блистало мириадами звезд, нона востоке светлел виднокрай. Вот-вот в небе ликующе вспыхнут пурпуромоблака, а радостный алый свет поползет вверх по небесному куполу.

Внизу от ступенек кашлянул воевода Претич, деликатнонапомнил задумавшемуся князю, что властелины никогда не бывают без надзора.Ступеньки чуть скрипнули, воевода дородностью гордится больше, чем победами впоходах, а густым голосом, старательно его приглушая, пророкотал:

– Надо слово молвить, княже.

Владимир спросил с безнадежностью:

– Опять неприятности?

– А как же иначе? – откликнулся Претич бодрымголосом, но князь уловил напряжение и усталость. – Мы у самого краямира! В обжитых землях нас так и зовут – украина белого света. Такчто нам драться каждый день… И если там, в старых землях, бьются друг сдругом, то мы пока что очищаем эти земли от чудовищ, леших, болотников, Змеев,смоков, Кощеев.

Владимир отмахнулся:

– И друг с другом деремся, только шерсть летит.А то и клочья. Что-то не говоришь сразу… Видать, в самом деле гадостьвелика.

– Да нет, просто тревожно на кордонах.

– На каких?

– Да на всех. Как будто нас пробуют на зубок. Дня непроходит без крови… Даже большой. А наши силы не так уж и велики…

Владимир оскорбленно вскинулся:

– Кому такое говоришь?

Воевода прямо взглянул ему в глаза:

– Человеку, который, в отличие от здешних бояр, что не слезаютс печи, побывал и у мурманов, и в набегах на западные земли, служил вЦарьграде, дрался в Степи… Пусть не все по своей воле, но многое зрел!И знаешь, сравнимо ли твое княжество, пусть и великое, с мощью Царьграда.

Владимир отвел взор. Претич, похоже, пожалел, что заделстарую рану. Владимир глотнул комок в горле:

– Сейчас, да… Но я только что взял власть… Но сделаю все,чтобы мои дружины могли смыть пот и пыль дорог в синих водах Дарданелл!А в Царьграде на главной площади поставлю столб Перуна, отлитый из чистогозлата.

– Да-да, конечно, – торопливо согласился Претич. –Но давай посмотрим на кордоны… По ту сторону Днепра лежат земли хазар… Саммогучий каганат разгромил твой доблестный отец, яростный был воитель, ноостались каганы, кагановы дети, кагановичи… Вольются ли в твою Русь или жевозьмутся за свои кривые сабли? С севера блестят мечи норманнов. Они ужезахватили земли галлов, даже Париж, грабят Британию, только нас пока сломить немогут… С запада бьются, истекая кровью, славянские племена бодричей илютичей, закрывая нас от им­ператорской армии… Надолго ли хватит их сил? Еслигерманцы их сломят, то ударят в наши кордоны… С юга, как волны моря, бьютв наши стены племена печенегов и других степных народов… Но хуже всего враг,что совсем близко! Лишь Киянский лес отделяет нас от древлян, а за темивплотную расположена дрягва. И те и другие снова не признают нас! Грозятсявот-вот прийти и сделать с тобой то же, что сделали с твоим дедом!

Владимир смотрел сумрачно:

– А налоги платят?

– Пока платят.

– Ну и оставь их пока, – рассудил Владимир. – Отслов до дела у здешних славян длинная дорога. Это не печенеги… Славянам нужновремя, чтобы разъяриться, пену пустить, рубахи на груди порвать. Правда, тогдапочище берсерков. Если идти на Искоростень, половину войска потопим в болотах,пока доберемся. Пусть шумят…

– На что-то надеются, – предостерег воевода.

– Пока дань платят, – устало повторил Владимир, –не обращай внимания. Со мной что только не обещались делать!

– А дрягва?

– Пусть и дрягва шумит, – отмахнулся он. – Мырастем, матереем, входим в силу, а дрягва как сидела в болотах, так иостанется. Скоро перерастем ее так, что сами приползут на брюхе, чтобы мыненароком не раздавили, даже не заметив.

После ухода воеводы он еще долго стоял, всматриваясь внеземной алый свет, что заливает с востока перевернутую небесную чару. Серыйдотоле мир мгновенно вспыхивал и становился разноцветным: серые деревья стализелеными, серые крыши радостно заблестели гонтой, а внизу неопрятные соломенныекрыши расцвели настолько радостным оранжевым огнем, словно из золота высшейпробы…

Сзади дохнули в шею, он моментально развернулся, ужечувствуя, как кинжал убийцы пронзит его спину. Страшная медвежья харя смотрелаукоризненно.

– Чего испужался?.. Это еще поглядеть, кто из нас страшнее.

Владимир огрызнулся: