– Возможно, к этому причастен какой-нибудь сумасшедшийархеолог, – рискнул я высказать предположение, – какой-нибудь одержимый маниейученый, чьи теории могут быть опровергнуты с помощью ваших исследований?

Холмс коротко рассмеялся:

– Уверяю вас, что нет более опасных существ, нежели ученые,чьим драгоценным теориям угрожают новые открытия, но их оружие – чрезвычайноядовитые, полные сарказма статьи и публичные выступления. Я был бы оченьудивлен, если бы они обратились к помощи духовых ружей и захвату заложников. Акроме того, пока вы, полковник, не высказались публично о результатах своихисследований, они и понятия не имеют о ваших открытиях.

Стук в дверь возвестил о приходе управляющего, которыйсказал, что внизу ожидает посыльный с сообщением для полковника.

Лицо Хардена прояснилось.

– Пришлите его наверх, старина! Пришлите!

– Я не решился этого сделать, сэр, потому что это странныйпосыльный, подросток, сэр, довольно грязный деревенский парнишка. Ему былосказано, чтобы он передал с кем-нибудь свое сообщение и отправился восвояси,сэр, но он настаивает на том, чтобы увидеться с вами лично.

– Тогда приведите его, какой бы он грязный ни был, –приказал полковник, и управляющий поспешно ушел.

Харден снова повернулся к нам:

– Вы были правы, мистер Холмс. Они выждали некоторое время,а теперь напоминают о себе.

Через несколько минут управляющий вернулся, сопровождая юнцав невообразимо грязных вельветовых штанах. Вокруг воротника был повязан такойже грязный шейный платок, на ногах были забрызганные грязью гетры и рваныеботинки. Лицо, тоже сильно запачканное, было наполовину закрыто низконадвинутым огромным картузом.

Он остановился в двух шагах от стола, держа руки в карманах,и исподлобья посмотрел на нас:

– Вы – Шерлок `Омс, – объявил он моему другу с типичнымхемпширским акцентом, – а вы – доктор Ватсон.

Мы кивнули в подтверждение его слов, а управляющий оченьразгневался.

– А ну-ка вынь руки из карманов, парень, и долой шапку! –прикрикнул он, стащив с него картуз.

Холмс громко расхохотался, а полковник Харден ошеломленносмотрел на густую волнистую шевелюру Джона Хардена Младшего. Спустя мгновениеполковник со слезами на глазах обнимал сына, Холмс утешал смущенногоуправляющего звонкой монетой, а жена полковника и дочки, услышав радостныевосклицания, вбежали в комнату.

Позвольте мне набросить покров молчания на чудесную сценувоссоединения семьи. Достаточно сказать, что через час Холмс, полковник и ясидели в обществе гораздо более чистого и до некоторой степени сытого Джея,приготовившись выслушать рассказ о его приключениях.

Он рассказал, как его заманили к театру двое мужчин, иописал их внешность:

– Мужчина, который заговорил со мной, был выше и толщедругого. Я не очень обратил внимание на маленького, он был бледный и тощий, ноу того, что повыше, было круглое розовое лицо и толстый нос. В нем было что-тоот свиньи и говорил он как-то странно.

– А как он говорил? – спросил Холмс. – У вас хороший слух,молодой человек, вы легко усваиваете акценты, скажите, как он говорил?

Юноша сморщился от сосредоточенности и напряжения, а затемповторил то, что сказал ему толстый:

– «Добрый день, сынок. Вижу, ты интересуешься театром».

Холмс тщательно прислушался, потом вопросительно взглянул наменя.

– Болен хроническим ларингитом! – ответил я, удивляясьискусству, с которым юноша воспроизвел акцент.

– Весьма вероятно, – согласился мой друг и взмахнул рукой,словно дирижировал оркестром. – Повторите.

Юноша повторил фразу. Холмс закрыл глаза и откинул головуназад, потом быстро открыл глаза, словно стрельнув взглядом.

– Это Дрю, – сказал он. – Несомненно, голос его! – Иповернулся к полковнику: – У вашего сына очень острый слух. Он воспроизводитзвуки точнее и вернее, чем фонограф.

– Мне кажется, что именно этот голос мне угрожал, –взволнованно проговорил американец. – Но кто он, этот Дрю?

– Дрю – человек неблаговидной репутации, которого едва непосадили под замок четыре года назад. Когда я имел дело с его хозяином, топредоставил в десять раз больше чем достаточно улик, чтобы осудить Дрю и егосообщников. Но мои друзья в Скотленд-Ярде сообщили мне, что Дрю удалосьизбежать правосудия, потому что если бы его судили, то была бы запятнанарепутация очень высокопоставленных лиц и вряд ли свидетели захотели бы даватьпоказания. Мне доставит особенное удовольствие расстроить любые его замыслы.

И он повелительно взмахнул рукой в сторону Джея:

– Продолжайте, пожалуйста.

Рассказ юного Хардена подтвердил дедуктивные умозаключенияХолмса насчет того, каким образом было осуществлено похищение. Когда Джейочнулся от хлороформа, он понял, что с ним произошло, и сообразил не податьвида, что пришел в сознание. Конечно, он никоим образом не мог определить, кудаего везут.

– Я почувствовал, как экипаж едет по длинной, оченьухабистой проселочной дороге, потом он завернул направо, и мы остановились.Двое сидевших в экипаже позвали на помощь третьего, кучера, и все вместе онивытащили меня наружу. Я по-прежнему разыгрывал из себя мертвого опоссума, и имвтроем пришлось нести меня в большой дом.

– Что представляет собой этот дом? – спросил Холмс. – Вы еговидели?

– О, я его хорошо разглядел. Большой, как бывает у хозяевплантации, с большим крыльцом и колоннами. Я, помнится, подумал тогда: значит,такие дома есть и в Англии. Фасад дома был весь увит плющом, и он был такойгустой, словно его долго не стригли.

– Ага! – воскликнул Холмс. – Ухабистая, заросшая подъезднаяаллея, портик с колоннами и нестриженый плющ на фасаде. А сейчас начало мая.Если плющ имеет такой запущенный вид, значит, в доме никто не живет уже большегода. Мы собираем факты, джентльмены, и скоро сможем определить, что это задом. А каков он внутри, молодой человек?

– Я украдкой взглянул – меня внесли в просторный холл, собеих сторон которого находились лестницы, ведущие наверх. Ни в доме, ни налестнице не было ковров – и их ботинки громко стучали по полу. И наверное, былоочень мало мебели.

– А куда они вас понесли?