вынужден уступить пост председателя правительства. Нарваэсу; жизненный путь обоих подходил к концу. Действительно, О’Доннелл умирает, и вскоре за ним последует сам Нарваэс: поколение «старых вояк» исчезает, а вместе с ними уходит в прошлое целая эпоха и рушится трон. Гонсалес Браво, сменивший Нарваэса в апреле, решил прибегнуть к масштабным репрессиям и разогнал лидеров Прогрессивной партии и Либерального союза, которые, разумеется, немедленно перешли к организации заговоров. 19 сентября 1868 г. город Кадис и его провинция, в полном вооружении, с флотом, стоящим в порту на якоре, торжественно заявляют о своем неподчинении правительству Мадрида. Генералы Серрано, Прим, Дульсе, Серрано Бедойя, Ноувилас, Примо де Ривера, Кабальеро де ла Роса и адмирал Топете подписали обращение к испанцам, призвав взяться за оружие ради спасения чести Испании[317]. Причины? Согласно тексту манифеста, это — «попрание основного закона, нарушения избирательного права, личная свобода, отданная на произвол властей, бесправие муниципалитетов, угнетенное образование, немая пресса, позорная раздача титулов Кастилии направо и налево, неизвестно откуда взявшиеся новые состояния, бесчестье и порок, выставленные на продажу по высокой цене». Таковы были преступления; цели же заключались в следующем: абстрактные — «жить свободно и с честью»; конкретные — временное правительство, в котором представлены все жизнеспособные силы страны; всеобщее избирательное право, которое станет «основой социального и политического возрождения». Военное восстание началось в Кадисе, распространилось по Андалусии, Мурсии, Валенсии, Каталонии и обрело в Барселоне выраженное социальное содержание. На мосту Алколеа генерал Серрано подчиняет себе армию, посланную против него из Мадрида, и достигает соглашения с ее командующим маркизом Новаличесом о том, что национальная воля будет решать вопрос о будущем государства. Вновь договор между генералами определит судьбу государства, поскольку не кто иной, как герцог ла Торре[318], доставит национальное волеизъявление в Мадрид. Королева по стопам своих августейших предшественников[319] отправляется за границу.

Можно, пожалуй, сказать, что в отличие от периода либеральной революции и реакции абсолютизма к концу эпохи господства «умеренных» (для удобства ее обычно отождествляют со временем самостоятельного правления Изабеллы II) государство, администрация, общество и даже экономика существовали на новых основаниях; что на смену абсолютизму и Старому порядку пришли доктринерский либерализм и капиталистическое общество. Однако за концепциями скрывается не столь ясная действительность. Корона превратилась в непредсказуемую силу и произвольно, часто без всякой очевидной причины вмешивалась в политический процесс. Государственная власть стала монополией политико-экономической олигархии, сформировавшейся на фоне дезамортизации, спекуляций и финансового ажиотажа; подавляющее большинство населения — неимущий и неграмотный сельский пролетариат — исключалось из участия в политическом процессе. Партии представляют собой объединения, основанные на родственных и дружеских отношениях или на временных политических интересах, которые способны стабилизировать систему только в случае, если их лидером является генерал. Даже для участников политической системы насилие, вооруженное восстание или мятеж остаются единственным действенным средством, чтобы сломить волю королевы или преодолеть ее прихоти и прийти к власти. При этом сама революция остается типичной для Старого порядка — это вооружение народа и уличные столкновения. Она такова не из-за избытка либерализма, и направлена она не против либерального государства — эта революция происходит в государстве и обществе с ощутимыми следами Старого порядка. На баррикадах рискуют жизнью ремесленники, владельцы магазинов, чиновники, рабочие; крестьяне восстают, когда до них доходят отголоски революции или когда наступают голодные времена. Хосе Мария Ховер[320] справедливо определил власть «умеренных» как политический режим, при котором «олигархия стремится сохранить формы политического представительства, пожертвовав последствиями его применения даже в условиях ограниченного избирательного права, что находится в полном соответствии с их теоретическими воззрениями». «Умеренные» стремились покончить с революцией, чтобы построить государство, а после двадцати пяти лет правления неожиданно осознали, что революция все еще жива, а государство вот-вот погибнет.

3. Демократическая революция, реставрация монархии (1868–1898)

В среде прогрессистов начались дискуссии по фундаментальному вопросу: поддерживать Изабеллу II или нет. Большинство высказалось за то, чтобы немедленно отказаться от поддержки королевы, а поскольку генералов, готовых совершить революцию, было достаточно, решили придерживаться разработанной стратегии — сблизиться с демократами, чтобы расширить социальную базу революционного движения. Те демократы, которые не отказывались от перспективы достижения демократии в рамках монархической конституции (Мануэль Бесерра, Кристино Мартос или Сехисмундо Морет), присоединились к заговору, но добавили к планам государственного переворота свое требование: в случае победы революции следовало созвать на основе всеобщего избирательного права Учредительные кортесы, которые должны были решить вопрос о том, будет ли новый режим республиканским или монархическим. Подобное поведение оказалось не по вкусу большинству лидеров демократов, которые считали свои республиканские принципы несовместимыми с союзом с прогрессистами, считая его проявлением оппортунизма. Как бы то ни было, военный мятеж шел полным ходом, генерал-капитаны его поддерживали, приверженцы королевы были разгромлены, и демократы-республиканцы не сидели сложа руки: опираясь на своих сторонников, они создавали хунты, принимали участие в боях, совместно с прогрессистами составляли декларации демократического содержания.

Революция на марше

Революция началась так, как ей и положено было начинаться: люди на улице, волнения, сцены братания, формирование народной милиции («добровольцев свободы»). На этот раз к моменту появления мятежников сопротивление властей уже подавили. Кровопролитных боев, как в 1830-х гг. или 1850-х гг., не было: свержение трона праздновали под смех и аплодисменты. За праздником последовало, с одной стороны, формирование революционных хунт, а с другой — создание Временного правительства. Севильская хунта, а за ней и все остальные публиковали манифесты, провозглашавшие все гражданские свободы: печати, собраний, ассоциаций, образования, культов, предпринимательства, торговли; требовали отмены таможенных пошлин, косвенных налогов, рекрутского набора, смертной казни; отстаивали народный суверенитет и его реализацию в форме всеобщего избирательного права для мужчин; выражали стремление к децентрализации управления и автономии муниципалитетов, надежды на учреждение суда присяжных. Уже 5 октября действовала избранная жителями Мадрида Верховная революционная хунта, а три дня спустя она опубликовала декларацию гражданских прав, в которой, однако, о форме правления ничего определенного не говорилось.

3 октября Мадридская революционная хунта, объявив, что «славная революция счастливо свершилась», поручила Франсиско Серрано формирование Временного правительства, единственной целью которого должен был стать созыв Учредительных кортесов. Серрано, который и без поручения хунты сформировал бы правительство, ждал прибытия в Мадрид генерала Прима. Никто не удивлялся тому, что Серрано возглавил правительство, Прим стал военным министром, а морское ведомство возглавил адмирал Топете, ведь революция свершилась именно благодаря им. Остальные посты достались коалиции прогрессистов и Либерального союза (унионистов), демократы же оказались не у дел: они рассчитывали на два министерских портфеля и отказались от одного. Сагаста[321], прогрессист, член конституционной фракции, стал министром внутренних