и безумные теории пытались расшатать», и о решимости положить конец мятежам и «преследовать везде и повсюду, даже в самых отдаленных и потайных укрытиях, нарушителей общественного спокойствия — всех тех, кто подобно I Интернационалу покушается на собственность, семью и другие социальные основы».

Именно таким образом генерал Серрано, с сентября опиравшийся на правительство с Сагастой во главе, намеревался установить Республику порядка. В результате открылись перспективы для заговора в пользу инфанта Альфонсо. В августе 1873 г. Изабелла II доверила его организацию и руководство Кановасу дель Кастильо, поручив ему от своего имени и от имени «своего возлюбленного сына справедливое дело, триумф которого следует обеспечить всеми возможными способами и средствами». В великосветских салонах — Фернандес Альмагро называет дома Альба, Торресилья, Эредиа-Спинола, Молинс, Торнерос, Мирафлорес — все только и говорили о возвращении Бурбонов, а британский посол даже назвал этот заговор «дамской революцией» (ladies’ revolution)[333]. Да, может быть, революция была дамской, но не без участия генералов и политиков, которых поддерживали банкиры, предприниматели, в том числе колониальные; к заговору присоединились «эскадроны» добровольцев, готовые к выступлению, как во времена Фердинанда VII.

Реставрация монархии

Первого декабря 1874 г. в военной академии в Сандхерсте семнадцатилетний Альфонсо де Бурбон опубликовал манифест, заявив о себе как о «настоящем испанце и, подобно всем своим предкам, добром католике, и, в духе времени, истинном либерале». Как испанец, католик и либерал, он выражал уверенность в том, что его поддерживают все испанцы доброй воли, независимо от своих политических взглядов, и призывал к согласию, законности и политической свободе, которые может обеспечить только наследственная, конституционная и представительная монархия, воплощением которой являлся именно он. Таков был проект, который Кановас стремился сделать достоянием широкого общественного мнения, с опорой на заговор гражданских и военных деятелей. Тем не менее еще до окончания месяца нетерпеливый генерал Мартинес Кампос и его товарищи подняли военный мятеж в Сагунто. Как и в 1814 г., мятежники не встретили никакого сопротивления — политический режим был настолько неустойчив, что нужна была только капля решимости, чтобы положить ему конец. Серрано снова уступил командование, только на этот раз для того, чтобы отправиться за границу[334]. Генерал-капитан Новой Кастилии Примо де Ривера встал под начало Кановаса. Все свершилось без малейшего сопротивления, без борьбы и кровопролития. Заговорщики имели все основания поздравлять друг друга с победой, несмотря на то что согласно плану монархию следовало восстановить путем голосования в кортесах. Но это уже никого не волновало. В январе 1875 г. вопрос заключался в том, станут ли эти события всего лишь очередным заговором или организаторы реставрации смогут наконец консолидировать государство.

Осуществился второй вариант, и именно потому, что на этот раз заговор возглавил не военный, а гражданский лидер. И не какой-нибудь лидер, а политик, сведущий в истории и обладавший политическим опытом — достаточным, чтобы не совершать поспешных движений, чтобы дать ситуации созреть и избавиться от препятствий на своем пути. Этим политиком был 46-летний Антонио Кановас дель Кастильо. В 26 лет он опубликовал книгу «История упадка Испании» и поступил на службу к генералу О’Доннеллу, для которого в 1854 г. написал Мансанаресский манифест. Он жил очень насыщенной жизнью, совмещая занятия политикой с исследованиями и размышлениями о прошлом Испании. Он продолжил свои исторические штудии и вступил в Либеральный союз; в 1864 г. вошел в правительство Мона, которое в 1865 г. возглавил О’Доннелл. Кановас, убежденный противник демократии, не пожелал иметь ничего общего с революцией, свергнувшей Изабеллу II, хотя и был избран в кортесы и руководил там небольшой группой депутатов — наследников «умеренных» и Либерального союза.

Благодаря сочетанию знаний и политического опыта Кановас прекрасно понимал современную ему историю, полную неудачных попыток создать в Испании прочную государственность. Он был не понаслышке знаком с практикой государственного управления, знал систему партий, сознавал ту роль, которую Корона и военные играли в политике со времен Войны за независимость и в период гражданских войн. Когда политический курс обрел демократическое направление, Кановас отошел от парламентской деятельности и занялся, по его собственным словам, «подготовкой общественного мнения»: он стал президентом Мадридского Атенея, делал доклады, писал для периодических изданий, расширял круг своих связей. Он рассчитывал, что Альфонсо по возвращении в Испанию будет ожидать подготовленное общественное мнение, т. е. среди представителей политической и военной элиты распространится убеждение, что реставрация монархии является единственно возможным решением для государства, раздираемого на части республиканцами, карлистами и кубинскими повстанцами. Речь шла не об уничтожении всех результатов политического движения, а о том, чтобы развить его, придерживаясь золотой середины. Следовало избегать вытеснения политических конкурентов, которым занимались «умеренные»; исправить демократические эксцессы прогрессистов; вооруженным путем подавить выступления реакционеров; одним ударом покончить с гражданской войной и гарантировать функционирование политической системы, включив в нее всех тех, кто согласится с основополагающим политическим принципом: суверенитет принадлежит кортесам совместно с королем.

Вот такой проект восторжествовал на развалинах деморализованной Республики. Оттеснив конституционалистов на второй план, Кановас обрел всю полноту власти и продолжил сокращать конституционные гарантии. Он ясно осознавал, что все уступки, на которые ему придется пойти в будущем, будут зависеть от его нынешнего поведения. Первый шаг был сделан в сторону партии «умеренных»; Кановас попробовал удовлетворить их, предложив решение самых актуальных для них проблем — восстановление порядка и возвращение Церкви ее прав, утраченных во время «демократического шестилетия» (1868–1874). Во-первых, следовало как можно быстрее победить карлистов и покончить с гражданской войной; объявить вне закона партии и организации, которые не вписывались в новую систему, — республиканцев и членов I Интернационала; ввести строжайшую цензуру периодических изданий и все возможные ограничения на свободу слова. Во-вторых, нужно было поддержать борьбу клерикалов против свободы преподавания и восстановить монополию Церкви на начальное образование.

Вопросами университетского образования занялся министр развития Мануэль Оровио. Он декретировал, что преподавание не должно противоречить учению Церкви, и ликвидировал академическую свободу. Это решение повлекло за собой длительные и важные последствия для развития испанской культуры. Профессора, не подчинившиеся декрету, и среди них Франсиско Хинер де лос Риос, Николас Сальмерон и Гумерсиндо де Аскарате, ушли из университетов и создали Институт свободного образования[335]. Сначала это было малозначимое начинание, но со временем Институт превратится в один из центров развития культуры, альтернативной официальному католицизму, и, по словам Висенте Качо Виу[336], формирования коллективной научной морали.

Завершением войны и поддержанием общественного порядка занялась армия. Военные, за немногими исключениями, отказались от управления государством. Было бы преувеличением говорить на этом основании о победе гражданских политиков, ведь военные сохранили за собой контроль над общественным порядком, и так будет