Мальчик невольно отворачивался от окна.

–О свободе.

–Как-то…расплывчато звучит, если честно.

–Знаю. – Его взгляд вновь обращался к городу. – Я думаю о том…что очень быстро забыл, что это такое. Вкус свободы перебила горечь рабства. Я осознаю, что мечтаю о том, о чём уже не имею ни малейшего представления. Это так странно.

Когда наступали дни редких праздников (чаще всего религиозных, разумеется), Кардена особенно шумела жизнью, и радостное эхо от празднеств, льющихся по городу, эхом поднималось к холмам, словно немым напоминанием псайкерам о том, что их не считают людьми. У них нет права спустится вниз и радоваться праздникам наравне с остальными. Тогда Руксус думал, что там сейчас ходят его мама и младший брат. Интересно, думают ли о нём, вспоминают?Изредка, примерно раз в четыре месяца они приходили к нему, но диалог у них не строился, получался достаточно мрачным, почти вымученным. Руксус видел, как маму раздирают внутренние противоречия, но он был не в силах их развеять. Да и нужно ли это, на самом деле? Мальчик был благодарен за то, что она сохранила в себе любовь к нему, и хотя бы навещает его – подобной радости была лишена большая часть обучающихся псайкеров. Велмин относился к старшему брату чуть лояльнее, и продолжал всей душой сочувствовать его нелёгкой судьбе.

–Ты как, братец? – спросил он однажды, когда мать отлучилась в уборную.

–Как видишь, Велмин, – Руксус пожал плечами, чуть улыбнувшись. – Немного свыкся. Знаешь, в последнее время стало даже чуть легче, – он едва заметно кивнул в сторону стоявших рядом Стражей. – Но к местной кормёжке и мыслям о грядущем будущем привыкнуть невозможно, буду честен.

Руксусу претила мысль жаловаться брату, казаться слабым в его глазах, поэтому он вовремя замолчал, но Велмин сам всё понял. Он протянул смуглую ладошку сквозь решётку, которую старший тут же схватил. Страж, разумеется увидевший это, решил промолчать, но мальчик чувствовал на своём затылке его острый, недовольный взгляд.

–После потери папы нам стало куда тяжелее, – почти прошептал Велмин, – но это никогда не сравнится с тем, что обрушилось на тебя, братец. Знаешь, маме тяжело, и она немного корит и тебя в том, что случилось, но…

–Я знаю, братишка, ни слова больше. Не надо. Коль я оказался презренным мутантом, маму теперь бережёшь ты, понял? Будь сильным. Ты моя родная кровь, и я в тебе уверен. Ты справишься, Велмин.

Несмотря на слова брата, младший едва не плакал, ещё крепче вцепившись в теплую ладонь Руксуса.

–Я…я не знаю, что сказать, брат, но хочу, чтобы ты знал: мы с мамой всегда будем любить тебя.

–Знаю. Именно это и придаёт мне сил, Велмин. Вспоминая вас, я чувствую себя увереннее. Но тебе следует уяснить кое-что, – он сурово посмотрел прямо в глаза младшему брату, – я псайкер, и вернутся к вам у меня не получится, как бы я того не хотел.

Велмин опустил взгляд, едва борясь с волнением. Через минуту вернулась мама.

Всё это пронеслось в голове Руксуса, и он поднял спокойный, решительный взгляд на Каме.

–А что предлагаешь ты, Каме? Смиренно склонить голову перед теми, кто охотится на наших братьев и сестёр, словно на диких зверей? Посмотри на себя и послушай, что ты говоришь, брат: сдаться на милость тем, кто убил Сару. И пусть ты злишься, но я слышу страх в твоём голосе.

Каме яростно закачал головой. Выглядел он так, словно был готов вцепиться в друга.

–Глупая, эгоистичная бравада! Тоже мне, герой! Прекрати размышлять задницей и подумай хоть на секунду о других.

Руксус вперил в него вопросительный взгляд.

–Думал ли ты хоть раз, что Марианна или Альберт, наслушавшись твоих наивных речей, разделят судьбу Сары? Или тебе на самом деле плевать, что их ждёт, и ты хочешь свободы лишь для себя?

Это испытание терпение Руксуса уже не прошло.

–Я скорее умру сам, чем причиню им вред, – сквозь зубы процедил он.

–Ты уже этим занимаешься, слепец. Хватит, смирись, не надо никого поднимать на бессмысленную борьбу. Мы не победим Империум, Руксус, пойми это уже наконец.

Всего на мгновение Руксус почувствовал желание согласится с Каме, но в следующую секунду перед ним возникли образы Ионы, Илиота и Сары. Присутствие последней он будто бы почувствовал почти физически. Ему показалось, что погибшая сестра мягко тронула его за плечо. Мальчик дёрнулся, лицо его на краткий миг исказил страх, но затем он странно улыбнулся.

–Боюсь, льву и человеку никогда не понять друг друга, брат. Они убили Сару и Иону, отправили на верную гибель многих других, ненавидят нас, презирают, и хотят нашей смерти. Мой долг – отвечать им тем же. Это наше бремя, Каме, и наша вечная борьба. Хочешь – сломайся под его тяжестью, твоё право, но я всегда буду их врагом.

–Ты просто перечёркиваешь всё то, чего добивается для нас госпожа Валерика! Тебе и на её старания плевать? Думаешь, она хочет знать, что под её крылом вырос враг Империума…

–Не смей трогать леди Валерику, – процедил сквозь зубы Руксус. Теперь настала его очередь выглядеть так, словно он вот-вот броситься в драку, но позволить упоминать в таком ключе имя своей спасительницы он не мог. – Ты слеп, Каме. Она тоже раб этой прогнившей системы. Ты не видишь, как она страдает, но я чувствую это. Ей было бы куда проще воспринимать нас как марионеток без души и чувств, но она каждый день страдает ради нашего общего блага. Думаешь, испытывая такие муки, ей не хотелось бы добиться свободы?

–Это всё равно недостижимая мечта.

–Тем более велика её жертва. В следующий раз трижды подумай, прежде чем таким тоном упоминать имя этой великой женщины. – Руксус встал. – Я не стану, по крайней мере открыто, осуждать твой выбор, брат, но можешь даже не пытаться склонить меня на свою сторону.

–Ты просто эгоистичный глупец…

–Лев и человек, Каме. Даже проведя рядом друг с другом всю жизнь, они могут не достичь понимания и уж тем более согласия. Мне больно видеть твоё раболепие, но от этого ты не перестаёшь быть моим братом. А теперь пойдем. Скоро ужин.

Глава 17

За окнами шумело Море Страхов, ярко светило теплое Сионское солнце.

Марианна радовалась этой привычной погоде, наслаждалась ею, однако вернувшись в комнату и увидев Руксуса, сидевшего к ней спиной, перестала улыбаться. Мальчик не обернулся –