– Люди не рассказывают шутки, когда они… – занимаются любовью —…занимаются сексом.

– О, отлично, мне нравится нарушать традиции, – Смерть вновь входит в меня, срывая с моих губ стон.

И продолжает смотреть сверху вниз, и, вот черт, он и вправду ждет шутки.

– Эм-м-м…

Огромный член внутри меня не дает ничего толком придумать.

Вдруг на ум приходит старый прикол, который в детстве рассказывала мне сестра, Джунипер.

Поверить не могу, что я это делаю.

– Чем лечить ворону?

Брови Танатоса сходятся на переносице.

– Я не понима…

– Лекар-р-рством!

Он продолжает смотреть на меня все с тем же выражением на лице, в глазах ни искорки понимания.

А гигантский неподвижный член по-прежнему во мне.

– Ну, понимаешь, – я хочу помочь ему, объяснить, – потому что вороны карка…

– Это не может быть шуткой, – недоверчиво говорит Смерть.

– Тратить на тебя юмор – гиблое дело, – отвечаю ему и слегка смещаюсь, потому что его член все еще просто… ну, стоит внутри меня. Мы ведь собирались заниматься сексом, а не обсуждать качество шуток, которые меня просили выдать немедля.

– Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это ужасная шутка, – настаивает он.

Вообще-то если бы он попросил меня в какой-то другой момент, может, я и припомнила бы что-нибудь получше.

Развожу руками, как бы говоря: «Ну что тут сказать?»

– Я не комик.

– Да, Лазария, ты совершенно ясно дала это понять.

Зачерпываю пригоршню пыли и швыряю в него, не заботясь о том, что бо2льшая часть сыпется на меня.

Танатос раскатисто хохочет, полностью преображаясь. Я гляжу на него снизу вверх, и у меня такое чувство, словно я падаю.

Он замечает перемену во мне и тут же умолкает.

– Что, кисмет?

Качаю головой.

– Мне нравится твой смех, – выпаливаю я.

И продолжаю падать…

Веселье покидает всадника, сменяясь жгучим пылом. Не отвечая, он крепко целует меня, и его бедра вновь качаются мне навстречу. И снова, и снова, он ускоряется, и углубляется, и я уже задыхаюсь под ним.

Пускай Смерть и был поначалу новичком, сейчас он определенно стал мастером.

Это последняя мысль, которая приходит мне в голову за миг до того, как меня пронзает оргазм. Впиваюсь ногтями в его спину, цепляюсь за него, качаясь на неисчислимых волнах удовольствия.

Смерть тоже со стоном кончает, однако продолжает биться о меня бедрами снова и снова.

Но вот мы оба иссякаем, и он сгребает меня в объятия.

– Это самая мощная магия, кисмет, – говорит он, ища мой взгляд. – Когда я с тобой – когда я в тебе, – я жив.

Мои ноздри раздуваются, я крепко сжимаю губы, чтобы не сказать ему в ответ что-нибудь столь же милое и до боли правдивое.

Танатос замечает и это.

– Что, Лазария?

Трясу головой. Прошлой ночью я дала себе разрешение любить всадника, но это не значит, что я готова поделиться с ним своими чувствами, тем более когда сама только-только приняла их.

Так что я переключаю внимание на его грудь, на светящиеся отметины на ней.

– Что говорится в этой строке? – спрашиваю я, ведя пальцем по ряду символов, сползающих с груди на живот.

Долгий миг Смерть смотрит на меня, явно не желая менять тему. Этот мужчина, похоже, почувствовал, как я была близка к тому, чтобы расколоться. Как близок был он, чтобы расколоть меня.

Но потом он все же глядит на строку:

– Petav paka harav epradiva arawaav uvawa, tutipsiu epraip ratarfaraip uvawa. Uje vip sia revavip yayev uwa petawiev vivafawotu. Annu sia tuvittufawitiva orapov rewuvawa.

От чуждых слов мурашки бегут по коже; я чувствую заключенную в них силу.

– Я смерть, – переводит он, – конец всех начал, начало всех концов. Я тот, кто способен забирать живых и поднимать мертвых. Тот, кто может воскрешать души.

Палец мой скользит по значкам, переходя на живот Смерти. На его теле еще столько всего написано…

– Ты когда-нибудь расскажешь мне, что означают другие твои татуировки? – тихо прошу я.

После длинной тяжелой паузы взгляд Смерти возвращается к моему лицу.

– Однажды расскажу, – обещает он.

– Но зачем ждать?

Не понимаю, как это так, однако, несмотря на все мои приставания, в этом мужчине есть еще столько всего, чего я не знаю.

Он ловит мою руку и подносит к губам.

– Сейчас не время.

– А когда будет время?

– Честно говоря, Лази, я не знаю. – Он отпускает меня. – Но пойму, когда оно придет.

Глава 61

Только когда я уже позавтракала и готовлюсь забраться на лошадь Танатоса, в голове моей вдруг звучат недавние слова всадника:

«Я тот, кто способен забирать живых и поднимать мертвых. Тот, кто может воскрешать души».

Я цепенею.

Тот, кто может воскрешать души.

С трудом втягиваю в себя воздух.

И смотрю на Смерть, который стоит с другой стороны жеребца, упаковывая в седельную сумку флягу и одеяло.

– Ты можешь воскрешать людей? – глухо спрашиваю его.

– Лазария, ты же знаешь. – Он даже не отрывается от своих занятий.

– Нет, – осторожно говорю я, чувствуя, как по спине бегут мурашки, – я знаю, что ты можешь поднимать останки, но вчера ты сказал, что способен воскрешать души.

Это привлекает внимание всадника.

Танатос прекращает сборы, медлит и смотрит на меня. Он холоден и непреклонен более, чем всегда.

– Ты можешь, – выдыхаю я, поняв по его лицу правду.

Не знаю, почему, но от этой мысли у меня перехватывает горло. Может, это надежда на способности Смерти, а может – обида на то, что он, по-видимому, намеренно скрывал это от меня. Не улови я намек, признался бы он вообще когда-нибудь?

Уметь воскрешать души… Это открывает целый мир возможностей. Возможно, мне не стоит довольствоваться лишь тем, что Смерть откажется от своей задачи. Возможно, он также сможет исправить то, что натворили он и его братья.

Все люди, что ушли из жизни…

Я могла бы вернуть свою семью, всех – маму, братьев, сестер, их супругов и детей. Даже мои биологические родители, которых забрал Мор, – возможно, их тоже можно вернуть…

Я делаю шаг к нему. Я в отчаянии, в полном отчаянии. И, конечно, именно поэтому Танатос никогда не говорил об этом. Хватаю его за руку, прижимаю ее к груди.

– В тот день, когда мы впервые встретились, ты отнял у меня больше десятка родных, – выдыхаю я. Не могу даже представить, какое взволнованное у меня сейчас лицо.

Смерть бросает на меня настороженный взгляд.

– И ты хочешь, чтобы я вернул их всех тебе.

Да.

Но он уже качает головой.

– Лазария, ты не знаешь, о чем