— Конечно. Уайрман, я только хотел сказать…

— Я знаю. Твоя рука. Боль. Жена. Я задал глупый вопрос. Этоясно. А сейчас позволь мне убрать эту картину в безопасное место. Когда Джекприедет в следующий раз, пришли его сюда, хорошо? Мы аккуратно завернёмпортрет, и Джек сможет отвезти его в «Скотто». Но я собираюсь везде написать«НДП», прежде чем портрет отправится в Сарасоту. Если ты отдаёшь его мне, он —мой. Только так, и не иначе.

В джунглях на юге птица вновь подняла тревожный крик: «О-ох!О-ох! О-ох!»

Я хотел сказать ему что-то ещё, объяснить, но он уже уносилпортрет в дом. А кроме того, оставался его вопрос. Его глупый вопрос.

На следующий день Джек Кантори отвёз «Смотрящего на западУайрмана» в «Скотто», и Дарио позвонил мне, едва портрет достали изупаковочного картона. Заявил, что никогда не видел ничего подобного, и высказалпожелание сделать портрет и цикл «Девочка и корабль» главным элементом, накотором будет строиться вся экспозиция. Сам факт, что эти картины не продаются,только разжигал интерес. В этом у него не было никаких разногласий с Джимми. Яс ним тоже спорить не собирался. Он спросил, готовлюсь ли я к лекции, и яответил, что размышляю над этим. Он меня похвалил, добавил, что это событие ужевызывает «необычайный интерес», хотя никакой рекламы ещё не было.

— Плюс, разумеется, по электронной почте мы разошлёмфотографии картин всем нашим клиентам.

— Великолепно, — ответил я, но ничего великолепного нечувствовал. В первую декаду марта я ощущал непонятную апатию. На работу она невлияла. Я нарисовал ещё один закат и ещё одну картину из цикла «Девочка икорабль». Каждое утро я прогуливался у воды с холщовой сумкой на плече, собираяраковины и другой интересный мусор, который могли вынести на берег волны. Янашёл большое количество банок из-под пива и газировки (обычно выглаженныхводой и белых, как беспамятство), несколько презервативов, детский пластиковыйбластер, трусики от бикини. Ни одного теннисного мяча. Мы с Уайрманом пилизелёный чай под полосатым зонтом. Я уговаривал Элизабет съесть салат с тунцом исалат с макаронами, обильно политые майонезом убеждал её пить через соломинкумолочные коктейли «Иншуэ». Один раз сел на мостки рядом с её инвалидным кресломи принялся стачивать загадочные кольца жёлтых мозолей с её больших старыхступней.

Чего я не делал, так это не готовил тезисов к моей«художественной лекции», и когда Дарио позвонил, чтобы сказать, что онаперенесена в лекционный зал библиотеки, вмещающий двести человек, я похвалилсебя за пренебрежительный тон своего ответа, скрывающий застывшую в жилах кровь.

Две сотни человек означали четыреста глаз, нацеленных наменя.

И ещё я не писал приглашения, не бронировал номера всарасотском «Ритц-Карлтоне» на пятнадцатое и шестнадцатое апреля и не фрахтовал«Гольфстрим», чтобы привезти толпу друзей и родственников из Миннесоты.

Сама идея, что у кого-то из них может возникнуть желаниепосмотреть на мою мазню, начала казаться абсурдной.

А идея, что Эдгар Фримантл, годом раньше до хрипотыспоривший с сент-полским комитетом строительства о разведочном бурениискального основания, будет читать лекцию настоящим ценителям живописи, представляласьуже абсолютно безумной.

Нет, реальность картин не ставилась под сомнение, а работа…Господи, какое же я получал от неё наслаждение. Стоя на закате перед мольбертомв «Розовой малышке», раздевшись до трусов, слушая «Кость» и наблюдая, как «Девочкаи корабль № 7» появлялись из белого с пугающей скоростью (словно вырастали изтумана), я испытывал невероятный прилив жизненных сил, ощущал себя человеком,который находится в нужном месте и в нужное время, идеально подогнаннымшарниром. Корабль-призрак развернулся ещё больше, букв в названии прибавилось:теперь я видел «Персе». Любопытства ради я вписал это слово в поисковую строкуГугла, получил только одну ссылку… наверное, установил мировой рекорд. Такназывалась частная школа в Англии, выпускники которой именовали себя старымиперсейцами. О школьном корабле не было ни единого упоминания — ни отрёхмачтовом, ни о каком-то другом.

На этой последней картине в вёсельной лодке сидела девочка взелёном платье, лямки которого пересекались на её голой спине, а вокруг лодки,практически в стоячей воде, плавали розы. Картина будоражила.

Я чувствовал себя счастливым, когда гулял по берегу, елленч, пил пиво — один или с Уайрманом. Я чувствовал себя счастливым, когдарисовал. Более чем счастливым. Когда я рисовал, мне казалось, что до приезда наДьюма-Ки я и не осознавал, какой полноценной и многогранной может быть жизнь.Но когда я думал о предстоящей выставке в «Скотто», и обо всём необходимом длятого, чтобы эта выставка прошла успешно, мой разум впадал в ступор. Я не простобоялся — паниковал.

Я забывал о самых простых вещах, скажем, не открывалэлектронные письма от Дарио, Джимми и Элис Окойн из «Скотто». Если Джекспрашивал, греет ли меня мысль о том, что выступать я буду в аудиторииГелдбарта, я говорил ему: «да-да», — потом просил съездить в Оспри, чтобызаправить «шеви» бензином, и забывал о его вопросе. Когда Уайрман спрашивал,говорил ли я с Элис Окойн о том, как группировать картины, я предлагалпобросать теннисный мяч, потому что Элизабет нравилось наблюдать за егополётом.

Наконец, примерно за неделю до назначенной лекции, Уайрмансказал, что хочет показать мне одну свою поделку.

— Хочу услышать твоё мнение. Как художника.

На столике, в тени полосатого зонта (мы с Джекомотремонтировали его с помощью изоленты) лежала чёрная папка. Я открыл её идостал глянцевую брошюру.

Лицевую сторону украшала одна из моих ранних картин, «Закатс софорой», и я подивился тому, как профессионально выглядела обложка. Подрепродукцией было написано:

Доогая Линии!

Вот чем я занимаюсь во Флориде. И хотя знаю, что ты крайнезанята….

* * *

Под «крайне занята» была нарисована стрелка. Я вскинул глазана Уайрмана, который бесстрастно наблюдал за мной. Позади него Элизабетсмотрела на Залив. Не знаю, разозлился ли я на него за такое вот вторжение вмою личную жизнь или почувствовал облегчение. По правде говоря, ощущал и то, идругое. И я не мог вспомнить, чтобы называл при нём мою старшую дочь Линии.

— Шрифт ты можешь выбрать любой, — заметил он. — Этот, намой взгляд, излишне девчачий, но моему соавтору нравится. И имя в первой строкевсегда можно поменять. Приглашения получатся индивидуальные. Это же простоудовольствие, делать их на компьютере!

Я молча раскрыл брошюру. Слева увидел «Закат с пыреем»,справа — «Девочку и корабль № 1». Ниже шёл текст: