— Детка, ты выглядишь худющей.

— Марина назвала меня «дивно стройной». Они только чтозаходили с Хэлперном. Их свадьба была на Новый год в Палм-Бич.

Эдвард опустился рядом с ней на банкетку. Это был их первыйланч за два месяца. Ее вид поразил его: глаза ввалились, кожа на скулахнатянулась. Куда делся прежний огонь? Какую цену она заплатила! И за что? Этопродолжало ужасать, но он обещал ей не касаться этой темы. Только на такихусловиях она приняла его приглашение. Ему так хотелось ее увидеть! Может, ещеоставался шанс вернуть то, что они потеряли.

— Извини, что опоздал, Кизия.

— Не беспокойся, любовь моя, я заказала себе рюмку,пока ждала.

Это что-то новое. Утешало только то, что она была безупречноодета. Даже лучше, чем обычно. Через спинку стула перекинуто норковое манто,которое она надевала очень редко.

— Почему ты сегодня такая нарядная, дорогая,собираешься куда-нибудь после ланча? — Столь необычное появление внорковом манто удивило его.

— Я начинаю новую жизнь. Собираюсь осесть дома.

Люк в письме, которое она получила утром, настаивал на том,чтобы она вернулась к своим прежним привычкам. Это было лучше, чем сидеть домав мрачном настроении (или пить — новая привычка, о которой он не знал). Онарешила последовать его совету. Вот почему она приняла предложение Эдварда пойтина ланч и вытащила манто. Но чувствовала она себя отвратительно. Как Тиффани,которая пыталась спрятать болезнь за мятными конфетами и мехами.

— Что ты называешь «новой жизнью»?

Он не осмеливался касаться ее романа с Люком, — можетбыть, она сама это сделает. Он боялся этого. Он подозвал официанта, чтобызаказать их любимое шампанское «Луи Родерер». Официант, кажется, растерялся, ноизобразил понимающую улыбку.

— Ну, скажем, что я попытаюсь быть хорошей девочкой иначну встречаться со старыми друзьями.

— Уитни? — Эдвард слегка оторопел.

— Я сказала — хорошей, а не смешной. Нет, я решилавспомнить прежнее и оглядеться вокруг. Осесть дома.

Принесли шампанское. Официант налил, Эдвард попробовал иодобрительно кивнул. Официант снова налил, теперь уже им обоим. Эдвард поднялбокал, собираясь произнести тост.

— Тогда позволь мне сказать тебе: «Добро пожаловатьдомой!»

Ему хотелось спросить, извлекла ли она урок, но он нерешился. Наверное, извлекла, хотя… наверное, извлекла. В любом случае несчастьесостарило ее. Кизия выглядела лет на пять старше своего возраста, особенно вэтом сиреневом платье с ниткой замечательного бабушкиного жемчуга. Он вдругзаметил кольцо. Всмотрелся и одобрительно кивнул.

— Очень мило. Новое?

— Да. Люк купил мне в Сан-Франциско. По его лицупробежала тень — горькое чувство опять одержало верх.

— Понятно.

Дальнейших комментариев не последовало. Кизия уже допиласвое шампанское, а Эдвард все еще потягивал свое.

— Как творческие успехи?

— Все наладится. За последнее время я не написаланичего, что мне хоть чуть-чуть бы понравилось. Да, Эдвард, я знаю. То, что тына меня так смотришь, ничего не изменит. Я сама все знаю.

Она устала видеть недоуменно поднятые брови.

— Да, я не пишу так, как должна бы. Я похудела надвенадцать фунтов с тех пор, как ты видел меня в последний раз, я заперласьдома, потому что боюсь репортеров, и выгляжу на десять лет старше. Я все знаю.Мы оба знаем, что я пережила трудное время. И оба мы знаем почему. Перестаньсмотреть так неодобрительно. Это смертельно скучно.

— Кизия!

— Да, Эдвард?

Он вдруг понял по ее глазам, что она выпила больше, чем ондумал. Он был так изумлен, что круто развернулся и пристально посмотрел на нее.

— Что теперь? Моя тушь смазалась?

— Ты пьяна, — почти шепотом сказал он.

— Да, пьяна, — прошептала Кизия в ответ, горькоулыбнувшись. — И еще напьюсь. Чтобы стать веселой и легкой. Ну и что?

Вздохнув, он откинулся на своем сиденье, подыскивая нужныеслова, и вдруг в дальнем углу увидел репортершу из «Дамских мод» — онанаблюдала за ними.

— Проклятье!

— Это все, что ты можешь сказать, любовь моя? Япревращаюсь в алкоголичку, а все, что ты можешь сказать, — это«проклятье»?

Она играла с ним, зло и низко, но ничего не могла с собойподелать. Почувствовав, что он схватил ее за руку, она вздрогнула.

— Кизия, какая-то журналистка сидит здесь, и, если тысделаешь что-нибудь, что привлечет ее внимание или настроит враждебно, тыпожалеешь об этом.

Кизия засмеялась глубоким грудным смехом и поцеловала его вщеку. Ей показалось это смешным, а Эдвард с ужасом почувствовал, что ситуациявыходит из-под контроля. Она не будет «хорошей девочкой» и, конечно, несобирается «осесть дома». Да и знает ли она, где дом… С ней еще тяжелее, чемкогда-то с Лайэн. Она гораздо изворотливее, сильнее, тверже, упрямее… икрасивее. Он никогда не любил ее больше, чем в этот момент. Ему хотелосьвстряхнуть Кизию или ударить. А потом заняться с ней любовью, может быть, дажепосреди «Ля Гренвиль». Он сам испугался своих мыслей и потряс головой, как быосвобождаясь от них. Кизия похлопала его по руке.

— Не надо бояться старой глупой Салли, Эдвард, она тебяне укусит. Ей просто необходим материал.

Он подумывал, не уйти ли им сейчас, до ланча. Но это тожемогло плохо кончиться. Он чувствовал себя в ловушке.

— Кизия… — Эдвард почти дрожал от страха. Взяв ее рукув свои, он Смотрел ей в глаза и молился, чтобы она вела себя прилично и неустроила сцены. — Пожалуйста.

Кизия прочла боль в его глазах. Это ее отрезвило. Она нехотела видеть его страданий. Только не сейчас. Ей хватало собственных.

— Хорошо, Эдвард, хорошо. — Ее голос смягчился.Она посмотрела по сторонам и заметила, что репортерша делает пометки вблокноте. Ей не потребуется больше ничего записывать. Продолжения не будет. Онасможет только написать, что их видели. Никаких проблем. Их и такпредостаточно. — Извини.

Она произнесла это, вздохнув, как ребенок, и откинулась нибанкетке. Эдвард почувствовал облегчение. Он снова испытывал к ней нежныечувства.

— Кизия, почему я не могу помочь тебе?

— Потому, что этого никто не может, — произнеслаона со слезами на глазах. — Попытайся понять, что ты тут ни при чем.Прошлое не исправить. Настоящее — такое, как оно есть. Что касается будущего… яего пока не очень ясно вижу. Может быть, в этом вся проблема.

Она теперь часто представляла, что должна была чувствоватьТиффани. Как будто у нее украли будущее. Ей оставили кольцо с большим изумрудоми жемчуг, но не будущее. Эдварду не объяснить. Он всегда был так уверен в себе.Это тоже отдаляло его от Кизии.