растаял в воздухе. Над местом, где они только что были, каркая, заметался обеспокоенный ворон.

Командир обвёл всех усталым взглядом и сказал:

— Всё. Пора домой.

Глава шестнадцатая

Ещё недели три после Зимней Битвы Элмерику снились кошмары, и Джерри не раз ворчал, что бард кричит ночами.

То Врата не удавалось закрыть и все погибали от рук многочисленных фоморов. То Лисандр смотрел прямо на него дурным глазом, земля холодела под ногами и плоть обращалась в лёд. В худшем из снов появлялся сам Бэлеар. Король-воин сражался с ним мечом, а король-филид играл на арфе, забирающей годы жизни даже у эльфов, пока оба не падали замертво, а ужасный фомор смеялся, запрокинув голову.

После этого Элмерик несколько дней был сам не свой. Тренировки на свежем воздухе сослужили хорошую службу: несколько дней он спал как убитый. Но стоило немного расслабиться, и кошмары вернулись вновь. Теперь Лисандр сбегал, неизменно убивая кого нибудь из Соколят.

В первом сне умерла Розмари. Она лежала на холодной земле — бледная и безмятежная, с цветком ромашки у виска — на том же самом месте, где наяву упала раненая Брендалин. Зимний ветер трепал подол её платья, а из живота, вогнанный по самую рукоять, торчал кинжал. Под телом медленно расплывалось тёмное пятно, окрашивая снег алым. Остановившийся взгляд был устремлён в небеса, а пальцы сжимали бесполезный оберег с красными и белыми нитями. Бард проснулся в холодном поту и долго не мог понять, на каком свете вообще находится, и даже побежал посреди ночи проверять, жива ли Розмари. К счастью, девушки не проснулись, а то могло бы выйти неловко.

Во втором сне Лисандр убил Джеримэйна. Тот успел вырвать кинжал, но тут же выронил его в покрасневший от крови рыхлый снег и осел на руки подбежавшему Элмерику. Даже в смерти напряжённая складка между его бровей не разгладилась и лицо сохранило недовольное выражение.

Утром оказалось, что Джерри жив-здоров и по-прежнему сторонится Элмерика. Впрочем, на вопросы он теперь пусть односложно, но отвечал, и отворачивался не так яростно, как прежде.

А на третью ночь бард не смог проснуться. Он знал, что спит. Но также знал, что другой яви больше не будет. Он был обречён оставаться здесь, в сумеречном мире, став узником собственного кошмара. На этот раз в его сне ранило Келликейт. Элмерик тщетно пытался её спасти. Срывая голос, он без умолку звал Патрика, Шона, Дэррека, Каллахана — хоть кого-нибудь. Но никто не пришёл. А снег всё падал и падал…

Келликейт коснулась его щеки, стирая сбежавшую слезу:

— Всё будет хорошо. Верь мне, я же знаю будущее… — и умерла.

С последним вздохом её тело съёжилось. Элмерик достал из складок плаща мёртвое кошачье тельце и прижал к груди. Метель закружилась вокруг, стирая очертания деревьев, весь мир стал белым и вскоре исчез совсем. Когда же мгла рассеялась, Келликейт уже не было, и Элмерик сидел рядом с другим телом. Он так и не смог понять, Риэган это или Орсон. Время не пощадило черты, птицы выклевали глаза, кровь запеклась и почернела, светло-пшеничные волосы припорошил снег.

Элмерик тщетно щипал себя, чтобы проснуться. В том, что этот сон колдовской, наведённый, сомневаться не приходилось: на руке — там, где его касалась Брендалин, — проявились отпечатки пальцев.

Бард поносил себя последними словами за то, что не дошёл до мастера Шона сразу, рассудив, что после первой битвы вряд ли кто-то видит во сне горные эдельвейсы. А ведь сновидец наверняка знал, как избавиться от кошмаров.

Элмерик побрёл вперёд сквозь метель. Иногда ему казалось, будто он видит мелькающий впереди чёрный плащ рыцаря Сентября, но, как правило, это оказывались стволы деревьев или просто морок. Споткнувшись о корень, бард упал лицом в снег и успел удивиться, что тот оказался обжигающе горячим. Он знал, что если закроет сейчас глаза, то не проснётся уже никогда — сон во сне будет вечным. Но веки отяжелели, будто налились свинцом. Только что было холодно и страшно, а теперь вдруг стало хорошо. Ветер пел убаюкивающую песню. Все невзгоды остались позади. Потери казались горькими, но уже такими далёкими, что перестали иметь значение. Элмерик даже не знал, кто из его друзей действительно погиб, а кто остался жив, — он и про себя-то не мог сказать этого с уверенностью. В миг, когда он был уже готов перестать дышать, какая-то сила вдруг вытряхнула его из снега за грудки. Два хлёстких и очень болезненных удара по щекам заставили открыть глаза. Он ожидал увидеть рыцаря Сентября или кого-то из Соколов, но перед ним сидела Ллиун — зеленоглазая лианнан ши.

— Разве маленький чаропевец не знает, что тут нельзя спать? Или он решил умереть? Тогда сказал бы об этом Ллиун. Есть более приятные способы лишиться жизни.

Элмерик помотал головой, с его волос полетели в стороны хлопья снега.

— Я просто застрял здесь и не могу выбраться. А как ты здесь оказалась?

— Услышала и пришла. Маленький чаропевец звал на помощь.

— Но почему никто другой не услышал?

Ллиун глянула на его руку с проступившими чёрными пятнами.

— Это сильное проклятие, — молвила она, слегка побледнев. — Оно мешает слышать тем, кого маленький чаропевец видел во снах. И показывает смерть самых близких. Как хорошо, что маленький чаропевец не считал Ллиун своим другом…

Элмерику показалось, что голос лианнан ши прозвучал немного расстроенно, и запротестовал.

— Это не так. Просто я не подумал о тебе.

— Маленькому чаропевцу не нужно оправдываться и говорить слова, задевающие самолюбие Ллиун, — усмехнулась лианнан ши. — Ллиун выручит. Но попросит платы. Ведь она уже вернула все долги чародеям с мельницы.

— И что я буду должен сделать? — уточнил Элмерик с опаской.

— Встретимся после Остары и маленький чаропевец выполнит просьбу Ллиун.

Она облизнулась, показав ряд острых зубов, и бард невольно отшатнулся.