улице было свежо и морозно. Близился Йоль — самая тёмная ночь года, — но отмечать праздник Соколы собирались уже в столице. Впрочем, на днях Мартин притащил из леса несколько веток остролиста и украсил входную дверь, зачаровав так, чтобы на ягоды не покушались птицы. Начинались йольские ярмарки, Чернолесье тоже не отставало, но до сих пор у Элмерика не было ни времени, ни сил, чтобы задуматься о подарках. Значит, делать покупки придётся уже в Каэрлеоне.

Скрипнули ворота — и Элмерик, вздрогнув, вгляделся в ночную темноту. Вдалеке замерцал слабый огонёк. Кто-то шёл прямо к мельнице. Бард не на шутку встревожился: в ночное время если и приходили гости, то обычно с дурными вестями. Но в следующий миг он выдохнул с облегчением — это Джеримэйн возвращался с одной из своих ночных прогулок.

— Ну чего уставился? — буркнул он, подойдя к самому крыльцу. — Напугал меня, идиот! Я уж думал, случилось чего.

— Сам ты идиот — так поздно возвращаться! Я уж думал, какой-то лиходей на мельницу пробирается, хотел тревогу поднимать.

— Могу ходить где вздумается, и возвращаться, когда захочу! А ты мне не указ.

А Розмари, кажется, права, — подумал Элмерик. Иначе зачем Джеримэйн причесал вечно торчащие в стороны волосы и даже поставил парочку новых заплат на прорехи в тунике.

— Ну, и как её зовут? Давай уже, признавайся!

Джерри настороженно глянул исподлобья, а потом махнул рукой.

— Эх, умные вы больно! К Мэриэнн я ходил. Мы уже завтра уезжаем — надо же было попрощаться.

— Завтра? — Элмерик едва не выронил фонарь. — Сколько же я проспал?

— Три дня. Тебя как притащили — мастер Патрик сразу какими-то вонючими травами в комнате накурил, а потом велел не будить, пока сам не проснёшься. Я даже завидовал — здорово же: спишь себе и спишь!

Впервые за долгое время они обменялись больше, чем парой коротких фраз. Элмерик сам не ожидал, что будет настолько рад беседе, которая снова клеилась и не выглядела натужной.

— Спать — это не всегда так уж хорошо.

— Да, я слышал про проклятие, — кивнул Джерри. — Пакостная штука. Хорошо, что Каллахан с этим разобрался.

Они замолчали, глядя друг на друга, потом попытались заговорить одновременно.

— Давай ты первый, — решил Элмерик.

— Нет, ты!

— Ладно. Я хотел спросить: Мэриэнн твоя — это которая? Дочь кузнеца?

— Боги упаси! — рассмеялся Джерри. — Я себе не враг, знаешь ли. Ты того кузнеца видел? Он меня в порошок сотрёт и скажет, что так и было. Да и не такая уж красивая у него дочь, чтобы так рисковать! А моя — это рыжая Мэриэнн, помнишь такую?

— Но она же дочка старосты Чернолесья. Её папаша открутит тебе голову ещё вернее, чем кузнец! А потом ещё и мастеру Парику нажалуется — и тот открутит то, до чего староста не дотянулся!

Рыжую Мэриэнн он, конечно же, помнил: невысокая бойкая девица с тяжёлыми косами. Действительно, очень миловидная, хотя красавицей её Элмерик бы не назвал — слишком уж много было ярких веснушек на бледной коже. Именно её брата недавно чуть не заела невовремя пробудившаяся лианнан ши.

— И пусть жалуется! — Джеримэйн пожал плечами. — Патрик что говорил? В деревню можно. Скажу, что наставник благословил.

Он громко рассмеялся и тут же поспешно прикрыл рот ладонью, вспомнив, что на дворе ночь. А Элмерик не удержался от подначки:

— А ведь совсем недавно кто-то говорил, что не станет влюбляться! Мол, все влюблённые дурачками становятся.

— Ну говорил, — Джерри поковырял носком сапога снег. — И что с того? Хочешь сказать, что я влюбился в Мэриэнн, что ли?

— А разве нет?

Джеримэйн помолчал немного, а потом усмехнулся.

— Ну-у-у… всё же не настолько, чтобы стать дурачком. Сейчас мы уедем, и она себе кого нибудь ещё найдёт.

— И что с того? Приедешь, и она снова будет твоей. Ты уж столичный чародей будешь — она не устоит.

Джерри фыркнул, но, кажется, слова Элмерика его заметно воодушевили. Стоять на крыльце было довольно холодно. Но бард боялся: стоит им войти в дом — и разговор закончится, они опять станут врагами. Может быть, Джеримэйн думал о том же? Свеча в фонаре уже догорела и потухла, а они всё стояли, болтая о всяких пустяках.

— Слушай, я так и не сказал тебе… — Джерри поёжился, плотнее закутываясь в плащ. — В общем, спасибо.

— За что?

— Сам знаешь. Если бы не ты, эта тварь у Врат меня бы размазала.

— Любой поступил бы так же. К тому же у меня была Слеза Бригиты.

— Ты даже не знал, сработает она или нет.

— Я не знал, как ещё искупить вину и доказать, что я говорю правду, — Элмерик разглядывал носки своих сапог. — Не в смысле, что я нарочно подставился. Я не думал, что делаю, в тот момент. Прости, что написал про тебя Счастливчику Олли. Я был очень зол и не понимал, чем всё может обернуться. Но теперь мы квиты, правда?

Джерри кивнул.

— Пожалуй. Но ты же понимаешь: это не значит, что мы теперь друзья и всё такое. Но сражаться вместе, пожалуй, сможем, — он со всей силы хлопнул барда по плечу.

На плече в будущем грозил расцвести синяк — Джерри приложил от души. Но Элмерика это совсем не беспокоило.

— Значит, будем вместе тренироваться до самой Летней Битвы?

— Ага. Слушай, может, всё-таки пойдём в дом? Я понимаю: ты-то уже выспался, но я бы не отказался подремать пару часов перед дорогой. К тому же на улице холод собачий…

Элмерик отворил дверь, пропуская Джеримэйна вперёд. Фонарь у них оставался один на двоих, и сподручнее было освещать путь тому, кто идёт позади. В коридоре опять слышались шепотки раздосадованных брауни. Барду даже показалось, что он разбирает что-то вроде: «вот ходят