– Не обманываю. Иди ко мне, моя хорошая.

Он притянул Аню к себе. Ее надо отвлечь. Может быть, этотдень в ее жизни последний, так пусть хоть удовольствие получит.

Настя никогда не боялась одиночества. Она не скучала и не тосковала,когда находилась одна, ей всегда было о чем подумать. Однако сейчас онапочувствовала себя совершенно растерявшейся. Лешки нет, да и вряд ли онарассказала бы ему об отчиме. Сам Леонид Петрович в качестве советчика иутешителя, естественно, отпадает. Еще два месяца назад она не задумываясь пошлабы со своей бедой к Гордееву, но теперь ей было неловко к нему обращаться.Человек на новом месте, у него новые заботы и другое окружение, а она будетлезть к нему со всякими глупостями, как будто других дел у него нет.Оглядываясь на прошедшие дни, она призналась себе, что и к Заточному-тонапросилась в гости в надежде на возможность поговорить о том, что не дает ейпокоя. Если бы он отнесся к ней по-другому, она бы рассказала ему все. ИвануАлексеевичу она доверяла почти как самому Гордееву. Но Заточный ее надежд неоправдал, был холоден и резок, и ей показалось, что ее глупые разговорыраздражают генерала, кажутся ему детскими и неумными, и вообще она своимприходом и просьбой взять к себе на работу его сильно разочаровала.

Никогда еще Анастасия Каменская не оказывалась в ситуации,когда под словом «одиночество» нужно понимать «не с кем посоветоваться».Друзья, такие, как, например, Юра Коротков или тот же Стасов, в счет не идут.Проблема настолько серьезна, что ей нужно не дружеское участие, апрофессиональный опыт и та мудрость, которая приходит с годами, а не даетсяразвитым интеллектом.

Она настолько погрузилась в свои переживания, что почтиполностью утратила интерес к работе. И даже очередное проявлениеначальственного недоверия со стороны Мельника ее не задело и не расстроило.Хотя Мишу Доценко это возмутило до крайности.

– Вы подумайте, Анастасия Павловна, Мельник вдогонкуобъявлению Лазаревой в розыск ориентировку направил и указал в ней, что разыскиваемаяАнна Лазарева является особо опасной преступницей, страдает серьезнымирасстройствами психики и может оказать сопротивление при задержании. Он что,совсем тронулся? Какие расстройства психики?

– Вы сами говорили, что она психопатизированнаяособа, – вяло напомнила ему Настя. Анна Лазарева была ей совершеннонеинтересна, как и вообще было неинтересно все, что не касалось непосредственноее личной беды.

– Да, говорил, – продолжал горячитьсяМихаил, – но это не те расстройства, о которых пишут в ориентировках.

– Откуда вы знаете, те или не те. Вы же не врач.

– Мельник тоже не врач. Я, по крайней мере, был знакомс Анной, общался с ней, а он ее даже в глаза не видел. С чего он взял, что онаможет оказать сопротивление при задержании?

– Она спортсменка, хорошо физически развита, рослая. Ееголыми руками не возьмешь. Пустое это все, Мишенька. Не забывайте, Мельникискренне считает ее преступницей, и с этой точки зрения все, что он сделал, онсделал абсолютно правильно и грамотно. Вы же прекрасно знаете, что без такойориентировки никто ее искать не будет, Ольшанский в постановлении о розыскеуказал Лазареву как свидетеля, а ради свидетеля у нас не надрываются, и другихзабот хватает. Да, нам с вами не удалось доказать Мельнику, что она ни при чем,но это уже наша беда, а не его. И потом, она действительно пропала. Куда? Гдеона находится и почему не живет дома и не выходит на работу? Мы не можем воттак просто взять и закрыть глаза на это.

Настя вымучивала слова, стараясь успокоить Михаила иоправдать действия начальника, чтобы не показать, до какой степени ей все этобезразлично. Никакая Лазарева не убийца. Единственное, чем она интересна, такэто своим походом в редакцию и поисками Валентина Баглюка. Но поскольку она сБаглюком совершенно точно не знакома, раз поначалу обозналась и принялаКороткова за журналиста, то вряд ли она замешана в той истории со статьей. Вистории, к которой имеет отношение Настин отчим. Только это имеет сейчас длянее значение. Только это. А все остальное пусть идет прахом.

* * *

Вечером в начале одиннадцатого Анна начала одеваться. У неедрожали руки, и Парыгин видел, что она волнуется и боится.

– Анюта, ничего не бойся, я буду рядом, –успокаивал он девушку, но сам с трудом справлялся с невероятным напряжением,охватившим его.

– Ты не сможешь быть рядом, Петр Михайлович сказал, чтосверху все просматривается. Если я буду не одна, он не отдаст деньги.

«Ей он их и так не отдаст, – подумал Парыгин. –Главное, чтобы он принес деньги, а уж отобрать их я сумею».

– Ну, мы-то с тобой не глупее уважаемого ПетраМихайловича, мы специально приедем пораньше и осмотримся на месте. Я поднимусьна площадку и сам определю, какие места просматриваются, а какие – нет. Ты жепонимаешь, Анечка, он исходит из того, что ты там никогда раньше не была, поэтомусама не знаешь местности. Он блефует, уверяю тебя. Полный обзор бывает только свышки, стоящей в чистом поле, а в условиях городской застройки это практическиневозможно.

Она немного успокоилась, подошла к окну, посмотрелазадумчиво на соседние дома и примыкающие улицы. Евгений понял, что онапроверяет его слова.

– Да, пожалуй, ты прав. Пошли, Женя, я готова. Толькопоцелуй меня на дорожку.

Он поцеловал ее крепко и нежно и снова подумал, что это,наверное, их последний поцелуй.

До Северного Бутова ехали на машине, поймали частника. Всюдорогу они сидели на заднем сиденье, взявшись за руки и не обменявшись нисловом. Примерно за квартал до нужного места отпустили машину и дальше пошлипешком.

– А вдруг он тоже приехал раньше и теперь за наминаблюдает? – забеспокоилась Анна.

– Откуда у него столько времени? Ему же деньги нужнособрать. Ты думаешь, это так просто – собрать сорок тысяч долларов?

– Не знаю, – тихонько вздохнула она. – Дляменя и одна тысяча – проблема, я ее по знакомым неделю собирала бы.

– Ну вот видишь. Еще прождем его не меньше часа посленазначенного времени, вот посмотришь.

Они свернули за угол и сразу увидели строящееся здание.Справа и слева от него стояли уже законченные дома, причем в одном из них даженекоторые окна горели, а во втором все окна были темными, видно, дом еще несдан и жильцы не заселяются. Район был совсем необжитым, фонарей вдоль дорогинет, темень – хоть глаз коли. Блефует дражайший Петр Михайлович, на испуг беретшантажистку, в таких условиях с высоты восьмого этажа хрен что увидишь, можно ине проверять. Расчет был на то, что дамочка не знает про отсутствие освещения,поэтому поверит ему и побоится брать с собой кого-нибудь еще.

– Иди, Анюта, – Парыгин легонько подтолкнулее. – Поднимись наверх, осмотрись, привыкни, почувствуй поле. У актеровэто называется «примериться к сцене». Так тебе будет легче с ним разговаривать.А я пока поищу позицию для наблюдения за вами. Иди, девочка.