– Попрошу пройти в машину и подождать, – строгозаявил парнишка, закрывая паспорт Парыгина, который тщательно изучал.

Евгений Ильич ожидал, что Ира начнет возмущаться и просить,чтобы ее отпустили, потому что уже поздно и ребенку пора спать. Но, ксобственному удивлению, ошибся. Ира молча и не переставая улыбаться взяла заруку девочку и послушно прошла к машине, даже не обернувшись на человека,который только что помогал ей спускаться по темной лестнице и тащил ее мешки смусором. Парыгин последовал за ней.

– Что в мешках? – спросил паренек.

– Мусор. Строительный мусор. В квартире идетремонт, – бросил через плечо Евгений.

– Оставьте мешки, дайте их сюда, а сами садитесь вмашину.

Парыгин с видимым облегчением сунул тяжелые мешки в рукимилиционеру, одновременно локтем продвигая висящую через плечо сумку подальшеза спину, чтобы не бросалась в глаза. Пусть проверяет содержимое, это вообще-топравильно, если совершено преступление, никого нельзя выпускать с оцепленнойтерритории без проверки и досмотра.

Они втроем втиснулись на заднее сиденье «Жигулей» под хмурымвзглядом еще одного милиционера, сидевшего за рулем. Первый мальчонка, передавкому-то мешки, наклонился к ним с блокнотом в руке.

– Назовите ваше имя, адрес и телефон, а также имя иадрес ребенка, – обратился он к Ире.

– Милованова Ирина Павловна. Адрес и телефон я назову,но имейте в виду, я в Москве не прописана.

– У кого проживаете?

– У родственников. Позвоните им, они подтвердят.

– Ребенок тоже не прописан?

– Нет, Лиля коренная москвичка. Я живу в квартире ееотца и его жены.

– Что вы делали здесь в такой час?

– Я же вам сказала, мы будем переезжать в этот дом, мыкупили здесь квартиру, но сейчас в ней идет ремонт. Нам пришлось задержатьсяиз-за того, что лифтер выключил лифт, а нам привезли доски, которые мызаказывали, и рабочие поднимали их сами. Если вы думаете, что это делаетсялегко и быстро, то можете проверить, сколько времени это занимает.

Парыгина поразило, что она продолжала говорить весело и дажевроде бы шутила, во всяком случае, отвечала на вопросы милиционера безмалейшего раздражения и весьма подробно.

– Вам придется посидеть здесь и подождать, пока мыпроверим вашу личность.

– Конечно, – ответила она и снова улыбнулась.

– Что здесь случилось-то? – как можно равнодушнееспросил Парыгин у водителя. – Из-за чего сыр-бор?

– Женщина и мужчина разбились, с высоты упали, –лаконично произнес водитель. – И вообще все вопросы не ко мне.

Он явно не был расположен к беседе, но Парыгину обязательнонужно было понять, что произошло и почему Аню кто-то узнал по какой-тофотографии. Она что, в розыске была? Но почему? За что?

– Ну, не к вам – так не к вам, – благодушнооткликнулся он. – А что ваши коллеги тут в мегафон кричали? Звали какую-тоЛарионову или Лазареву, велели спускаться, угрожали, что район оцеплен.

– Так это она и разбилась. Убийца-маньячка, сумасшедшаяв доску, десять человек задушила, от следствия сбежала, вот ее и искали.

– Неужели десять человек? – удивленно охнула Ира.

– Ну, – подтвердил водитель. – Этотодиннадцатый был.

– Который – этот? – не поняла она.

– Да с которым она вместе упала с высоты. Она ж егодушила, мы прямо чуть-чуть не успели. Приехали бы на три минуты раньше – жив быостался.

Парыгин с трудом сдерживался, чтобы не закричать на него. Дакак у него язык повернулся назвать Аню сумасшедшей маньячкой? Десять человекзадушила! Этот – одиннадцатый. Чушь, бред! «Спокойно, Женя, спокойно, –одернул он себя, – не возмущайся, откуда ему знать правду, водиле этому,не сердись на него. И сам молчи, сиди тихонечко, и тебе правду знать неоткуда.Ты же не знаком с той женщиной, что разбилась, упав с… С какого там этажа онаупала? С двенадцатого? Нет, Женечка, не с двенадцатого, ты вообще не знаешь, скакого этажа она упала, ты же этого не видел, верно? И мальчик милицейский тебене сказал. Он сказал: «Женщина и мужчина с высоты упали». А ты за него недомысливай, а не то домыслишь неприятностей на свою голову».

Внезапно ожила и захрипела рация.

– Машина восемь два семь, машина восемь два семь,ответьте Третьему.

– Восемь два семь, слушаю тебя, Третий.

– Мужчину, женщину и ребенка доставить сюда. Как понял?

– Понял тебя, Третий, мужчину, женщину и ребенка,находящихся в машине восемь два семь, доставить на базу.

Водитель несколько раз резко нажал на кнопку, машинанетерпеливо загудела, и почти сразу подбежал давешний парнишка.

– Что?

– База велела этих, – он неопределенно мотнулголовой, указывая на заднее сиденье, – привезти. Садись, поехали.

– Куда вы нас повезете? – осведомилась Ирапо-прежнему миролюбиво. И снова Парыгин удивился ее спокойствию, а еще тому,что маленькая девочка по имени Лиля не выказывала ни малейшего страха илибеспокойства, как будто ежедневно возвращалась домой за полночь и примерночерез день с ней случались инциденты вроде сегодняшнего.

– В отделение проедем, – коротко ответил паренек,усаживаясь впереди.

* * *

Опыт борьбы с душевной смутой и тоской был у Насти Каменскойбогатым, другое дело, что она бывала зачастую слишком ленива и не хотелапредпринимать активных действий по выведению себя из этого противногосостояния, надеясь на то, что «само пройдет, если лишний раз не трогать». Само,однако, в этот раз не проходило, более того, болезнь явно прогрессировала, ихотя Настя стала чувствовать, что привыкает к ней и уже готовится жить с этимдо конца дней своих, она не могла не отметить, что на самом деле все идет хужеи хуже. Безразличие к работе переросло в апатию, когда не хотелось не толькодвигаться (это-то как раз было для ленивой Насти совершенно нормальным), но иразговаривать, а затем и думать, что было уж совсем необычно. Все попыткивыдерживать ровный голос и мирные интонации при телефонных разговорах с мужем иматерью заканчивались тем, что она, положив трубку, шла в ванную замазыватьйодом следы от собственных ногтей, которыми впивалась во время этих бесед то владони, то в предплечья, то в ноги.

Сегодня вечером, придя с работы, она посмотрела на себя взеркало и ужаснулась. Из стеклянной глубины на нее смотрела жуткая стараябабка, прожившая на свете сто двадцать четыре года и полностью утратившаяинтерес к жизни и способность получать удовольствие от чего бы то ни было.Такая безразличная бабка, дотягивающая с трудом и плохо скрываемым раздражениемот всего надоевшего свой долгий и скучный век. «Это не я, – ошеломленнопрошептала Настя. – Какой кошмар. Не может быть, чтобы это была я». Онатак расстроилась, что опрометью бросилась в комнату, где не было ни одногозеркала, упала на диван, зажмурившись и закрыв лицо ладонями, и замерла внеподвижности. Но через пятнадцать минут открыла глаза, встала и громкосказала: