свой рай на земле и свою власть над миллионами. Такие парни знали, когда и где им светит.

Метаморфозы и парадоксы – оскалившиеся колеса истории. Едет, едет эта славная дама да и выкинет вдруг коленце для оживления пейзажа.

Терпи, терпение. Нет предела.

Меж сокровенным и прикровенным – дистанция большого размера. Первое означает сокрытое, недоступное и неприступное. Второе означает прикрытое, при всем своем колокольном звоне – достаточно будничный эпитет. Чем хороши и притягательны эти старинные слова? Хотя у них своя иерархия, звучат одинаково торжественно.

Мои поздравления. Наука считает установленным, что любовь и влюбленность суть появление определенных химических элементов – амфетамина, эндорфина и окситоцина. «О, будь благословенна та долина, Где испытал я жар амфетамина, Где встретил я Лауру в звездный час, когда окситоцин вселился в нас» (новейший сонет Петрарки).

Даже совсем молодые люди не застрахованы от ошибок.

Объявление: «Взаимодавец – взаимность взаймы».

Нет смысла, нет никакого резона быть в орбите общественного внимания. Доходы – умеренные, налоги – чудовищные.

Разборчивость в людях? В выборе средств? Хоть относительное приличие? В который раз возвращаешься к старой записи: «Достаточно заменить слово «брезгливость» решительным словом «чистоплюйство», и вы созрели для геополитики».

4 июня 1967-го я записал в своем дневнике: «В Михайловское на пушкинские праздники прибыл правнук великого русского поэта И.Е. Гибшман». По странному совпадению в тот же день на Земле Обетованной началась шестидневная война.

А.М. Панченко, говоря о Блоке, подчеркивает, что путь символиста был прогрессивен, но и ущербен, поскольку это был путь одиночки. Естественно, нужен был коллектив.

Изнурительная работа над «Авансценой». Добротно упаковать события и утрамбовать соображения – экзамен на самоограничение.

Дон-Иван – честный труженик дефлорации. Количество початых им дев перешло угрожающую отметку.

Толерантная телеведущая, работающая в сдержанном стиле осенней усталости и всепонимания.

Все положительные герои родной советской драматургии, исключая неизвестных солдат, либо безвольные соглашатели, либо восторженные простаки, либо циничные негодяи.

Памятуя, что Восток – дело тонкое, он грубо намекнул депутатам, что их ждут безусловные блага в случае мудрого поведения. От этих слов депутаты пришли в нескрываемое возбуждение и сказали, что речи гостя сладки, как халва и шербет, но только дела имеют цену.

Всегда одураченное Добро; Всевышний – любитель черного юмора.

Сумей рассмешить несколько раз, а там уж работает репутация. Помню себя малым ребенком в обществе почтенных людей. Один из них, признанный острослов, должен был уезжать в тот вечер, к немалой досаде всей компании. Уже на пороге он обернулся, развел руками и произнес: «Прошу извинить. Поезд ждать не будет». Вслед грянул истерический хохот.

Слесарю – слесарево.

Подарок старости – боязнь ненужных слов.

С угрюмым и неприступным видом он героически мастурбировал неподдающийся интеллект.

Был слишком брезглив, чтобы быть терпимым.

Не спеши на подмостки – будет больно.

Новый антиамериканский лозунг: «The only future for the young people is Europe». Блестящий реванш Старого Света.

Национал-социализм Гитлера и криминал-социализм Сталина – практический вклад двадцатого века в теорию общественной мысли.

Видел недобрые узкие глазки, и было совершенно не важно, какие слова он говорит.

Стихотворец-богоборец: «Быть может, Бог нас и простит, но мы простим ли Бога?»

Рисунок Ю. Аненкова «Блок в гробу». Бесщекое лицо, громадный горбатый нос.

Что толку в надбытной судейской мантии при этом советском пиджачном заквасе? Нам ли мечтать о Нюрнберге?

Руководящий закон истории – это теория относительности. С течением времени любой ее шаг может претерпеть трансформацию и подлежать переоценке. Варварская акция Ленина, изгнавшего, можно сказать, цвет нации на «философском пароходе», оказалась благодеянием, спасением российской культуры. Всех пассажиров корабля уничтожили бы через несколько лет.

Этот холуйский махорочный дух псевдопатриотической прозы. Ни вкуса, ни свежего дыхания. В осадке одно натужное харканье и слизистая слюна отрыжки.

Вновь и вновь убеждаюсь – никто не сказал о последней разлуке мужественней, чем Лао-Цзы: «Мне уже семьдесят минуло лет, Учителю – за девяносто. Оба мы знаем: на этой земле Свидеться вновь не придется».

Гейне однажды сказал, что народ хочет получить историю не из рук профессора, а из рук поэта. Разные бывают поэты. Такие, как он, в своей правдивости много бесстрашней профессоров, но мы получали свою историю из рук поэта Лебедева-Кумача.

Помню, как двенадцатилетний Андрей, когда я прочел ему свои стихи: «А сильным не хватает силы», сказал мне: «Я прочел у одного мыслителя: „Любимцы богов умирают молодыми”». Помню, как сердце мое содрогнулось.

Кто не может возвыситься над собой, не станет настоящим поэтом.

Амбициозность, раздутое самолюбие, зависимость от чужого мнения, от злобы дня – нет, не писатель.

Чем раньше встретишься с формулой жизни, которая тебя обожжет, тем она длительнее и действенней. Мне не было и пятнадцати лет, когда я прочел у Дени Дидро такие слова Рене Декарта: «В жизни выигрывает тот, кто хорошо укроется», – вот она, все озарившая молния истины! Жить в согласии с ней я не сумел, но знал хотя бы, к чему стремиться.

Столько нынче людей с нескрываемой радостью читают вагнеровские слова о том, что он «надевал перчатки при исполнении Мендельсона».

Когда нет аргументов, их сочиняют.

Серотонин – гормон вождизма. Ешьте бананы, господа политики.

Высокомерный, но мудрый завет Дизраэли: «Never complain and never explain».

Кухня сегодняшнего бытописателя: и переперчивает, и пересаливает, и жарит на медленном огне – до хруста, до черноты, до золы; этакая дьяволизация жизни.

Был так напыщен и многозначителен, что не спасал и шутливый тон. В ответ на почтительный стук в дверь робкого юного поэта басил торжественно: «Входи бестрепетно! Нынче ты неофит, а завтра – профет».

Когда у вас слово «аристократ» вызывает отталкивание и раздражение, вспомните, что оно происходит от древнего «aristos», что значит «лучший». Соответственно аристократия – власть лучших. Что, разумеется, сомнительно – лучшие избегают власти. (Поэтому лучших и недолюбливают – население втайне любит начальство.)

Выбор писателя невелик: стихия чувства, прозрение мысли, магия стиля. Есть и четвертый вариант: попробуйте сплавить все воедино.

Девиз мечтателя: I hope and believe. Девиз деятеля: Now and here.

Скворцы не хотят лететь в Россию, так и остались в Нидерландах. Пернатые себе на уме, но голландцы впали в отчаянье.

Недостаточно хотеть счастья, нужно еще не бояться его.

Перуанский писатель Марио Варгас Льоса, певец плоти, сумевший работу кишечника воспеть как