— Не сейчас, — возразил Саймон. — Сначаланадо закончить университет. Впрочем, все равно тебя могут призвать.

Но юноша не хотел ждать призыва, он хотел поехать в Англиюлетать на самолетах. Он думал об этом уже несколько месяцев, и в марте еготерпение иссякло. Саймон воевал на Тихом океане, и на следующий день послетого, как Саше исполнилось семнадцать лет, Николай сообщил семье о своемрешении. Зоя не хотела даже слышать об этом, она рассердилась на сына, а потомзаплакала.

— Тебе мало, что воюет отец, Николай? — Она сталаназывать Саймона отцом, и Николаю это нравилось. Он любил его как отца.

— Мама, это мой долг. Неужели ты не можешь понять?

— Не могу. Тебя же не призвали. Саймон хочет, чтобы тызакончил учебу, он сам говорил тебе это. — Зоя пыталась образумить сына,но чувствовала, что его не переубедить. Ей отчаянно не хватало Саймона; она никакне могла смириться с мыслью, что Николай тоже уйдет воевать.

— Я смогу вернуться в Принстон после войны. — Онуже давно считал, что теряет время попусту. Ему очень нравилось в Принстоне, нохотелось жить полноценной жизнью, работать так, как Саймон, сражаться так жеотважно, как он. Саймон часто писал им, рассказывая в пределах дозволенного отом, что происходило вокруг. Но сейчас больше чем когда-либо Зое хотелось,чтобы Саймон был дома и уговорил сына продолжить учебу. После двухдневныхспоров она поняла, что проиграла. И три недели спустя Николай уехал в военныйлагерь в Англию. Она сидела в квартире одна, с горечью думая о тех, кого онапо??еряла, и, видимо, потерям этим не будет конца… Саши не было дома. Зоясидела, уставившись в пространство. Она даже не слышала звонка в дверь. Звонокзвонил снова и снова, и Зоя решила было, что вообще не будет открывать, нозатем медленно встала. Она никого не желала видеть. Ей хотелось, чтобы обавернулись домой, чтобы с ними ничего не случилось. Она знала, что, если что-тослучится, она этого не переживет.

— Кто там? — Она только час назад вернулась измагазина, но теперь даже универмаг не занимал полностью ее внимания. Все еемысли были о Саймоне, а теперь к этому прибавилась тревога за Николая,летавшего на бомбардировщике над Европой.

За дверью, нервничая, стоял мальчик в форме. За последниенесколько месяцев он возненавидел свою работу. И вот сейчас он смотрел на Зою идумал о том, что лучше бы к ней прислали кого-нибудь другого.

Перед ним стояла красивая женщина с пышными рыжими волосамии безмятежно улыбалась, не зная, что ее ждет.

— Вам телеграмма, мадам, — пробормотал он,по-детски пряча глаза, и, добавив:

— Сочувствую вам, — протянул ей телеграмму иотвернулся. Он не хотел видеть ее глаза, когда она откроет телеграмму и прочтетее.

Первое, что бросилось ей в глаза, была черная рамка, и у нееперехватило дыхание, руки задрожали… По счастью, в это время подошел лифт, имальчик спасся бегством. Он уже уехал, когда она прочла слова: «С сожалениемсообщаем Вам, что Ваш муж. Саймон Ишмаэл Хирш, был убит вчера…» Остальноерасплылось.

Зоя опустилась на колени и, рыдая, несколько раз повторилаего имя… Внезапно ей вспомнился старший брат… как он истекал кровью, умирая, намраморном полу дворца на Фонтанке…

Она лежала на полу в холле и рыдала… Ей хотелось одного:ощутить вновь его нежное прикосновение, увидеть его, почувствовать снова запахего одеколона… запах крема для бритья… хоть что-нибудь… что-нибудь… но онбольше никогда не вернется домой.

Саймона больше нет — как и всех остальных.

Когда Саша вернулась домой, она нашла свою мать сидящей втемноте. Когда же она услышала, что случилось, Саша впервые в жизни поступилаправильно.

Она позвонила Аксель, и та пришла посидеть с подругой иобсудить план поминальной службы. На следующий день «Графиня Зоя» была закрыта,а двери задрапированы черным крепом. Аксель не отходила от Зои, которая сиделакак деревянная и только кивала, пока Аксель заказывала по телефону поминальнуюслужбу. Зоя, что было так на нее не похоже, никаких решений принимать не могла.

Накануне, набравшись мужества, она навестила родителейСаймона на Хьюстон-стрит. Его мать вскрикнула и упала в обморок на руки мужа.Зоя тихо удалилась, спотыкаясь на ходу, сжимая руку Саши. Она ничего не виделавокруг от горя и боли; она лишилась человека, которого любила больше всех насвете.

Служба в синагоге была для нее настоящим мучением: молитвына незнакомом языке, обмороки свекрови. Зою с обеих сторон поддерживали Аксельи Саша, которые затем увезли ее домой; она не переставая плакала.

— Вам надо скорее вернуться на работу, —посоветовала ей Аксель. Она-то знала, как легко могут опуститься руки, чтоничего не стоит поддаться горю, ведь это чуть было не произошло с ней самой,когда умер ее собственный муж. У Зои на руках осталось трое детей.

И это была далеко не первая трагедия в ее жизни. Теперьснова предстояло, сделав титаническое усилие, проявить решимость, а слезыпродолжали струиться по ее лицу. Она невидящими глазами смотрела на Аксель идумала о том, что жизнь кончилась.

— Сейчас я не могу даже помыслить об этом. Меня совсемне волнует магазин. Меня вообще ничего не волнует. Только Саймон.

— Напрасно. Вы несете ответственность за ваших детей,за себя перед клиентами… и перед Саймоном.

Вы должны продолжать работать ради его памяти, продолжатьстроить то, что он помог вам начать. Вы не можете все это бросить. Универмаг —его подарок вам, Зоя.

Это была правда, но сейчас универмаг казался такимтривиальным, таким нелепым и бессмысленным без Саймона…

— Вы должны быть сильной. — Аксель достала из бараконьяк, налила рюмку и подала ее красивой рыжеволосой женщине. — Выпейте,вам будет легче. — Аксель говорила резко, с напором, и Зоя улыбнуласьсквозь слезы своей подруге, а затем заплакала еще сильнее. — Вы пережилиреволюцию и все, что случилось после этого, не для того, чтобы сдаться сейчас,Зоя Хирш.

Но от словосочетания «Зоя Хирш» она заплакала еще сильнее.Аксель приходила каждый день, пока не уговорила-таки Зою вернуться в магазин.Казалось чудом, что она наконец согласилась вернуться — хотя бы даже нанесколько минут. На ней было траурное черное платье и прозрачные черные чулки,но по крайней мере она вернулась в свой кабинет. А через несколько дней минутыпревратились в часы. Иногда, правда, она приходила, садилась за свой стол ипочти весь день смотрела в пространство и вспоминала Саймона. Она, как робот,ходила на работу каждый день, Саша же вновь отбилась от рук. Зоя понимала, чтотеряет над ней контроль, но сейчас она ничего не могла с этим поделать. Она жиласловно бы по инерции, день за днем, час за часом, пряталась в своей конторе, азатем возвращалась вечером домой и думала о Саймоне. Даже маленький Мэтьюразрывал ей сердце — один его вид постоянно напоминал о его отце.