что я мимоездом посетил его родной город, он не утерпел, чтобы не увидеться со мною. Я сперва не мог хорошо понять его дивного обращения со мною. Так я отнесся бы только к самому дорогому для меня лицу. Его движения, речь, все дышало неподдельным энтузиазмом, редко встречаемым в наш холодный век. Когда я узнал его имя, я понял все. Это один из самых восторженных чтителей России, которого я мог бы сравнить только с покойным Ф. М. Вальяновым. Во время минувшей войны он до того воевал в Смирне за Россию, что оказалось невозможным более оставаться тут. Живя в изгнании на острове Сире, он ежедневно вступал там в жаркие состязания с консулами английским и французским, держал большие заклады, праздновал с блеском и шумом все наши истинные и мнимые победы и проч. В минувший приезд сюда Е. И. В. в[еликого] к[нязя] Константина Николаевича он был в апогее своей восторженной деятельности, пустил по заливу 400 лодок под русским флагом, делал иллюминации, устроял процессии и пр. и пр. Теперь его как бы официальная служба состоит в том, чтобы через каждые 15 дней (сроки стечения в Смирну русских пароходов разных линий) идти на берег и в течение двух дней ловить русаков наших, имеющих нужду в языке, в руководстве, в деньгах наконец423. Усиленным трудом он выучился говорить и читать по-русски, тому же учит детей своих, завещал старшей дочери своей жениха какогонибудь сироту, коего отец пал на укрепления Севастополя, сына своего готовит в казаки... Я бы не кончил говорить об этом «феномене», как называют его наши моряки, если бы не щадил скромности человека, поистине редкого.

Пятница. Море.

«Ласточка» несется от острова Митилины к острову Хио. Вместе с ней несется и захваченная мною в Смирне лихорадка. Сижу в каюте и стараюсь согреться. От самого Воло едет с нами один господин, занявший меня своим апатическим видом. Я еще не слышал его речи. По целым часам он сидит на диване неподвижно, скрестивши руки. Полное и круглое лицо его остается точно нарисованным. Холодный взор не ищет никого и ничего. «Я бьюсь об заклад, – сказал мне один соотчич, – что эта флегма – немец». Дождавшись от незнакомца какого-то слова, ненароком сказанного по-гречески, я поспешил войти с ним в беседу. Оказалось, что это был греческий консул в Фессалии. «Куда вы едете? – спросил я мнимого нелюдима. – Я? – ответил он неровным голосом, – я езжу так. Совершенно одни? – спросил я. При этом глаза его засветились. Он глубоко вздохнул и сказал: – Слышали вы о гибели двух турецких пароходов, из которых один пропал совсем без вести? На нем были мои жена, все дети, теща и другие родные. Теперь у меня нет никого!» Дрожь, уже не лихорадочная, пробежала у меня по всему телу. Вот она мнимая флегма, подумал я, укорив себя за чужой отзыв. Я был как бы подавлен или ошеломлен вестью. Несчастный кротко смотрел на меня, и прибавил: «Я сам вызвал их из Египта...» Ему захватило голос. Вместо одной флегмы стало две в комнате. У меня ныло сердце. Найдите тут сказать слово утешения! Я чувствовал всю муку несчастливца, знал, что за его неподвижным взором поминутно рисуется терзающая картина потопления его милых, им вызванных... С горя я уснул. Когда проснулся, то нашел и спутника спящим. О, пошли ему утешение Ты сам, единый истинный Утешитель твари!

Мы остановились часа на два перед городом Хио. Он занимает большое, а с предместьями даже огромное пространство. Сам город невзрачен, наполнен развалинами, памятниками фанатизма турецкого, разразившегося неслыханными жестокостями над несчастным населением за его сочувствие греческому восстанию. Но загородние дачи его с густыми садами великолепны. Хио есть родина многочисленных банкиров греческих, греческий Иерусалим, как говорят иногда в насмешку над жидовским характером почтенных «трапезитов»424. Лихорадка не только не позволила мне съездить в город, но и заглянуть в историю острова и города. Я удовольствовался тем, что посмотрел в трубу на горний монастырь Богоматери, давно намеченный в моем археологическом маршруте. Церковь тамошняя замечательна своими мозаиками. Она построена императором Константином Мономахом.

Сиро. Суббота 24 октября.

Ночью мы были уже в пределах Греции, и к утру достигли острова Сиро, где и бросили якорь в эрмупольской пристани. Много раз я был здесь, и никогда не желал возвратиться сюда. Эрмуполь есть Смирна Греции, ее Одесса, Ливорно, Триест, т. е., одним словом, торговый город и ничего более. Центральное положение острова в Архипелаге греческом дало городу оттенок этот, или лучше – создало его. Другим ничем, кроме торговли, он и не может хвалиться. Воздух, правда, в нем отлично чистый, но воздухом богато и славно и все Средиземное море. Несмотря на омировскую древность места, жизнь древних сирян не запечатлела себя никаким памятником. Страбон говорит, что здесь родился Ферекид, ученик Питтака́ (одного из 7 мудрецов) и учитель Пифагора. Немного, но все лучше, чем ничего! Что здесь же родился верный слуга Одиссеев Евмей, это, конечно, не может прославить Сиро; но так как об этом говорит ὁ ποιητή? (т. е. Омир), то после него не бесславно упомянуть и мне. Один новый писатель называет Сиро островом la plus catholique des Cyclades, о чем, конечно, «поэту» не было известно. Этот отзыв надобно считать справедливым, так как о нем говорит католик, хотя вообще о католичестве островов на Западе составлены преувеличенные понятия. Точно, за «верхним Сиро» нельзя отрицать весьма значительной доли папистического фанатизма. Он ведет беспрерывную войну с Эрмуполем (нижним городом), и кое в чем успевает, имея себе помощниками два правительства: местное и французское. Римской церкви больших усилий стоит поддержка католичества между греками, на I6.000 греко-католиков учреждены в Греции четыре епархии (в Сиро, Тино, Наксо и Санторино) с обществом иезуитов, школами и сестрами милосердия. В приходо-расходной росписи пропаганды за прошлый год значится, что пожертвований в пользу заведений de propaganda fide собрано с 4 епархий 2.522 фр. и 50 сантим., а издержано на них 44.500 фр. Такой безмерный дефицит может некоторым образом служить объяснением выражения la plus catholique. Из политикокатолических дел Сиро мне памятны два обстоятельства, подавшие в свое время повод к журнальному шуму Афин. Первое о титуле латинского епископа. По официальному языку римского двора, он называется: епископ Сирский и апостольский делегат в Греции. Делегатства апостольского никто оспаривать не хотел, как никто не оспаривает «апостольского величества» одного из государей Европы или титла