– Твои бы слова да богу в уши, – проворчал капитан, поспешно укладываясь на живот и выставляя перед собой ствол автомата.

– Это ты зря, – сказал ему Глеб. – Им нужен грузовик, и стрелять они станут именно по нему…

Его слова получили немедленное подтверждение в виде пулеметной очереди, пробившей переднее колесо тягача. Машина грузно осела на один бок, крыша полуприцепа накренилась, и Антон Митрофанович поехал по ней головой вперед. Глеб поймал его за штаны, хотя капитан в этом не особенно нуждался: крен был не так велик, чтоб морской волк свалился головой вниз, подвергнув тем самым угрозе повреждения палубу своего судна.

– Поэтому, – спокойно, словно его не прерывали, закончил Глеб, – спускайся вниз и принимай командование. Да скажи, чтоб не устраивали фейерверк, патронов всего по два рожка на брата, а в бою это – пшик.

Как будто иллюстрируя его слова, на палубе «Донецка» прогремела автоматная очередь – длинная, чуть ли не на весь рожок.

– Пр-р-р-роститутки!!! – надсаживаясь, проорал кто-то, может самый нетерпеливый стрелок. – Сколько можно машину уродовать?! Что она вам сделала, суки?!

Вслед за этим криком души опять последовала очередь, куда более короткая, чем первая, закончившаяся едва различимым щелчком бойка, упавшего на пустой патронник.

– Беречь патроны! – командирским уверенным басом крикнул капитан и довольно ловко, как будто всю жизнь ходил на большом паруснике, а не на теплоходе, полез вниз.

Глеб приподнялся на руках и с изумлением оглядел палубу, отыскивая взглядом крикуна. Он не ошибся: драгоценный Всеволод Витальевич, который, по искреннему убеждению Глеба, в данный момент должен был лежать на койке, а может, даже и под койкой, засунув голову под подушку, на самом деле нигде не лежал, а, скорчившись под прикрытием железного фальшборта, неумело, но с огромным энтузиазмом вставлял в автомат новый рожок. Ни на лице его, ни в движениях не усматривалось ни малейших следов морской болезни; по фальшборту барабанили ответные очереди, из иллюминаторов палубной надстройки дождем сыпались стекла, но возмущенный до глубины души очередным покушением на вверенное ему транспортное средство Паречин не обращал на все это опасное безобразие ни малейшего внимания. Глеб в очередной раз поразился многогранности и (вот именно) загадочности пресловутой русской души. Вот уж кому на миру и смерть красна! Предоставленный самому себе, Паречин был слизняк слизняком. Но здесь, в общем строю, под командованием бравого капитана (официального лица, наделенного на судне всей полнотой власти, вплоть до права регистрировать браки и сажать под арест), с автоматом в руках – родным, советским, непревзойденным, памятным еще со времен золотой юности, – перед лицом конкретного противника – о, тут Паречин превратился в настоящего орла! Ума у него, правда, все равно не прибавилось, но где, в конце-то концов, вы видели орла с университетским дипломом?

Катера подошли уже довольно близко. Тот, что раньше был головным, теперь плелся в хвосте, волоча за собой довольно длинный и густой шлейф дыма. Глеб понял, что не зря потратил патрон, наудачу пальнув по моторному отсеку: один из двух двигателей катера действительно вышел из строя и, кажется, даже горел, но подбитая посудина упорно продолжала атаку. Даже она приближалась гораздо быстрее, чем хотелось бы Глебу, и, поймав себя на этой мысли, он пожал плечами: что значит – быстрее, чем хотелось бы? По правде говоря, ему бы очень хотелось, чтобы катера вообще не приближались, да вот беда: его мнением по этому вопросу как-то забыли поинтересоваться.

Он выпустил из обоймы «драгуновки» последний патрон, подстрелив рулевого того катера, что был ближе всех, отложил ставшую бесполезной винтовку и взял последний из спрятанных в тайнике автоматов. Снайперская винтовка – доброе оружие, но в ближнем бою она теряет все свои преимущества. Автомат в такой ситуации куда лучше; честно говоря, Глеб сейчас предпочел бы что-нибудь вроде авиационного «Дженерал Электрик Миниган», того самого шестиствольного страшилища, которое прославил Арнольд Шварценеггер в «Терминаторе-2» (конечно же, на турели: все же Глеб Сиверов не терминатор), но это было бы уже просто неспортивно, прямо как охота на стадных животных с помощью осколочных бомб или боксирование трехкилограммовыми гантелями.

Поэтому он взял автомат, сунул в глубокий карман просторных парусиновых штанов запасной рожок и, как был, босиком, спрыгнул на горячую от средиземноморского солнца палубу.

Глава 23

Примерно в то время, когда Глеб Сиверов разглядел в бинокль приближающиеся со стороны острова Китира моторные катера, в римском аэропорту приземлился самолет, прибывший утренним рейсом из Москвы.

Пузатый аэробус подрулил точно к пассажирскому коридору. Процесс высадки пассажиров немного напоминал то, как уходит вода из кухонной раковины через частично засоренную трубу: самолет играл роль раковины, коридор – трубы, а пассажирам досталась незавидная участь – изображать утекающую из раковины по трубе грязную воду. Впрочем, роль пассажиров всегда незавидна: едва ступив на борт авиалайнера, железнодорожного вагона или иного транспортного средства большой вместимости – какого-нибудь «Титаника», например, – они разом утрачивают какую бы то ни было власть над собственными судьбами, превращаясь в груз, столь же безответный и подверженный любым превратностям пути, как и несколько тонн, скажем, картофельных клубней.

Из узкого, с кремовыми стенами и полукруглым прозрачным потолком коридора пассажиры просочились в терминал аэропорта – в точности так, как грязная вода, пройдя по трубе, попадает в коллектор городской канализации. Высокий, широкоплечий, прилично одетый мужчина лет сорока с небольшим, неторопливо двигавшийся почти в самом хвосте процессии, подумал между делом, что на этом сантехнические сравнения пора закончить. Аэропорт – коллектор, Рим – отстойник… Что дальше? Еще со времен питекантропов общеизвестно, что этот мир – огромная смердящая куча дерьма. Перефразируя известное изречение, можно сказать: весь мир – нужник, а люди в нем как черви… И в сущности, ничего нового и оригинального в этом нет. Ну черви, ну и что? С червями тоже можно иметь дело, нужно только знать как. А то протянешь руку, думая, что перед тобой какой-нибудь безобидный опарыш, а он возьмет, сволочь такая, и оттяпает тебе эту руку до самого плечевого сустава. А то и не одну, а сразу обе, и чем ты, умник, станешь тогда в носу ковырять?

Но все-таки в основной своей массе люди – это именно безвредные опарыши или личинки самых обыкновенных мух, бессмысленно и безобидно (хотя и очень противно) копошащиеся на дне выгребной ямы. Это очень старая аксиома, и за тысячелетия