— Да, я знаю, что он ваш пациент. Мне сказалиоб этом в юридическом колледже. В какой палате он находится?

Дарби вошла в вестибюль и подошла к фонтану спитьевой водой, чтобы утолить жажду.

— Он в палате 22, но видеть его вы не можете.

— В колледже мне сказали, что я могувстретиться с ним.

— А кем вы ему приходитесь?

Он собрал все свое обаяние.

— Грэй Грантэм из «Вашингтон пост». Вюридическом колледже мне сказали, что я могу задать ему пару вопросов.

— Я сожалею, что они так вам сказали.Понимаете, мистер Грантэм, мы занимаемся этой клиникой, а они — своимколледжем.

Дарби взяла журнал и села на диван.

Его улыбка потускнела, но все ещеприсутствовала на лице.

— Понимаю, — сказал он как можно вежливее. —Могу я видеть администратора?

— Зачем?

— Это очень важное дело, и мне необходимосегодня увидеться с мистером Линни. Если вы этого мне не разрешите, тогда ябуду вынужден обратиться к вашему боссу. Я не уйду отсюда, пока не поговорю садминистратором.

Взгляд, который она на него бросила,недвусмысленно предлагал ему катиться ко всем чертям.

— Минутку. Посидите пока.

— Благодарю.

Она вышла, и Грэй обернулся к Дарби. Онпоказал на тяжелую двойную дверь, которая, по его предположению, вела кбольничным палатам. Она набрала воздуха и быстро прошла в нее. Дверь вела вхолл, от которого в разные стороны расходились три стерильных коридора.Бронзовая табличка указывала на палаты с 18-й по 30-ю. Это была центральнаячасть здания, в холле стоял полумрак. Звуки скрадывались благодаря специальнымковру и обоям. Она допрыгается, что ее арестуют. Нарвется на какого-нибудьгромилу-охранника или огромного санитара и окажется запертой в изоляторе, гдеприбывшие копы устроят ей допрос, а ее коллега будет беспомощно стоять исмотреть, как ее уводят в полицейский участок в наручниках. Ее имя появится втакой газете, как «Пост», и Обрубок, если он умеет читать, конечно же, увидитего, вот тогда они до нее доберутся.

Когда она кралась мимо закрытых дверей,морское побережье с его пинья-коладой казалось недостижимым. Дверь в палату 22была закрыта, на ней висела табличка с именами Эдварда Л. Линни и доктора УэйнаМаклатчи. Она постучала.

Администратор оказался еще более упрямым, чеммедсестра в регистратуре. Но за это ему хорошо платили. Он объяснил, что у нихстрогие правила посещения больных. Их пациенты очень болезненные и легкоранимыелюди, и они должны их ограждать от беспокойства. И их врачи, которые являютсялучшими в своей области, очень строги в отношении посещений их пациентов.Посещения разрешены только по субботам и воскресеньям и лишь для ближайшихродственников и друзей, которые могут находиться с больными всего полчаса. Имприходится быть очень строгими. Они очень слабые люди, их пациенты, и, конечноже, они не могут выдерживать допросы со стороны репортеров, какими бысерьезными основаниями те для этого ни располагали.

Грантэм спросил, когда Линни может бытьвыписан из клиники.

— Эти сведения совершенно секретны! —воскликнул администратор.

— Очевидно, когда истечет страховка, —предположил Грантэм, все время ожидавший услышать шум и гневные голоса из-задвойных дверей, за которыми скрылась Дарби.

Это упоминание о страховке окончательно вывелоадминистратора из равновесия. Грантэм поинтересовался, не может ли он,администратор, получить у Линни согласие ответить на пару вопросов. Все делозаняло бы меньше тридцати секунд.

— Это исключено, — выпалил администратор. — Унас строгие правила.

Ей ответил мягкий голос, и она вошла в палату.Ковер на полу был толще, и мебель была изготовлена из дорогих сортов дерева. Онсидел на кровати в джинсах, без рубахи и читал роман. Ее поразил его цветущийвид.

— Извините меня, — мягко сказала она, закрываяза собой дверь.

— Входите, — на его лице появилась приветливаяулыбка. Она была первым представителем внешнего мира за последние дни. И какимсимпатичным представителем! Он захлопнул книгу.

Она приблизилась к кровати.

— Меня зовут Сара Джейкобз. Я работаю надстатьей для «Вашингтон пост».

— Как вы попали сюда? — спросил он, явнорадуясь этому событию.

— Просто пришла. Вы работали клерком на «Уайтэнд Блазевич» прошлым летом?

— Да, и предыдущим летом тоже. Они предлагаютмне работать у них после окончания колледжа. Если я его закончу.

Она показала ему фотографию:

— Вы узнаете этого человека?

Он взял фотографию и усмехнулся:

— Да. Его зовут… сейчас, минутку… Он работаетв нефтегазовом подразделении на девятом этаже. Как же его зовут?

Дарби не дышала.

Линни закрыл глаза и силился вспомнить. Онпосмотрел на фото и сказал:

— Морган. Мне кажется, его зовут Морган. Да.

— Морган — это его фамилия?

— Это он. Не могу вспомнить его имя. Что-товроде Криса, но не совсем. Мне кажется, оно начинается с буквы К.

— Вы уверены, что он работает в нефтегазовомподразделении? — Хотя она не помнила точную цифру, но была уверена, чтоМорганов в «Уайт энд Блазевич» было несколько.

— Да.

— На девятом этаже?

— Да. Я работал в подразделении банкротств навосьмом этаже, а нефтегазовики занимали частично восьмой и весь девятый этаж.

Он вернул ей фотографию.

— Когда вы выписываетесь? — спросила она.Уходить сразу было бы невежливо с ее стороны.

— На следующей неделе, надеюсь. Что сделалэтот человек?

— Ничего. Нам просто надо с ним поговорить. —Она отступала к двери. — Я должна бежать. Спасибо. И всего доброго.

— Пожалуйста. Никаких проблем.

Она тихо закрыла за собой дверь и припустила ввестибюль.

— Эй, вы! Что вы здесь делаете?

Дарби обернулась и увидела перед собойвысокого темнокожего охранника с пистолетом на боку. Вид у нее был совершенновиноватый.