непроходимой. Разведчики возвращались, говоря лишь «о плохом состоянии края и [о том,] что потому невозможно было идти ни по реке, ни сушей, по причине затопления рекой всей земли, так что невозможно было пройти»[1067]. Из-за сокращения запасов провизии и роста смертности ситуация стала невыносимой; это усугублялось нападениями туземных воинов, которые «убивали много людей»[1068].

Члены экспедиции согласились предпринять последнюю попытку разведать дальнейший маршрут, единогласно придя к мнению, что в случае неудачи экспедиция должна будет признать поражение и вернуться в Санта-Марту. Небольшой отряд из 20 человек под предводительством капитана Хуана де Сан-Мартина отправился на двух каноэ в поисках дороги в горы. Хотя они ничего не нашли, на обратном пути в Ла-Тору один из членов отряда, Бартоломе Камачо, который позже утверждал, что почувствовал «сильное желание услужить Его Величеству», переплыл реку и обнаружил на дальнем ее берегу несколько складов с крупными кусками каменной соли, сильно отличавшейся от мелкозернистой соли, производимой на побережье, и тканями из высококачественного хлопка[1069]. По рассказам местных жителей, все это доставлялось из «большой и очень богатой страны, которой правил чрезвычайно могущественный государь, чье превосходство и силу признают повсюду»[1070].

Этой информации оказалось достаточно, чтобы убедить Хименеса решиться на еще одно усилие и подняться на восточное нагорье. Добравшись до подножия Опонских гор, он заболел и потому отправил вперед своих капитанов Хуана де Сеспедеса и Антонио де Лебриху. Им потребовалось три недели, чтобы пройти «трудный горный отрезок пути», но потом они наконец «увидели признак очень хорошей земли и хороших поселений» и поспешили обратно, чтобы сообщить об этом Хименесу, который был вне себя от радости[1071]. Немедленно вернувшись в Ла-Тору, Хименес набрал самых сильных и здоровых людей и 28 декабря 1536 г. снова отправился в путь[1072]. Его экспедиция теперь насчитывала лишь 200 человек из первоначальных 800. Вполне вероятно, что еще в Ла-Торе он получил известие, что 15 октября скончался Фернандес де Луго. Нет никаких записей о том, как он отреагировал на эту новость, но его растущая уверенность и решимость позволяют предположить, что теперь он видел себя полноправным руководителем всего предприятия, не обязанным отчитываться перед кем-либо, кроме короля.

В ходе изнурительного путешествия через Опонские горы и «обширные необитаемые земли» Хименес и его люди страдали от «такого голода, что были вынуждены съесть кожаный щит, а также несколько облезлых хромых собак». В пути погибли еще 20 испанцев, множество других болели. В конце концов в начале марта 1537 г. 180 утомленных первопроходцев увидели долину Грита, где обитало племя муисков. В течение следующих двух недель испанцы шли через «множество поселений… с большим количеством съестного», включая маис, а также мясо «оленей… и других животных, наподобие кроликов, называющихся корис [морских свинок]», направляясь к городу, который они заметили еще с гор. Тем временем муиски держались в стороне и наблюдали. Когда испанцы подошли к городу, «не оставив никого в арьергарде, кроме капитана Кардосо, четырех или пяти всадников и многих больных и раненых на лошадях», муиски увидели свой шанс и «напали и убили многих христиан в арьергарде, о чем нам известно, потому что капитан Кардосо позже был спасен теми, кто находился впереди». Двигаясь дальше с осторожностью, испанцы начали замечать изменения в местной архитектуре: хотя дома были сделаны из соломы, это были одни из лучших строений, которые они «только видели в Индиях», «хорошо огороженные, со стенами из искусно обработанных стеблей тростника». В каждом доме «было десять или двенадцать дверей с изгибающимися и поворачивающимися стенками для защиты каждого входа». «Две стены окружали весь город, а между ними была большая площадь. А между внутренней стеной и домами была еще одна красивая площадь». Они вошли во владения «самого главного правителя, в ней [этой земле] имевшегося», которого туземцы называли Богота.

По словам местных жителей, Богота «подчинил и держал в тирании большую часть этого края» и, по-видимому, был чрезвычайно богат. Услышав это, испанцы почувствовали себя увереннее, поскольку решили, что муиски сочтут их освободителями от гнета Боготы так же, как тласкальтеки приветствовали Кортеса в качестве освободителя от Монтесумы. Где-то в апреле 1537 г. капитан Кардосо возглавил небольшую экспедицию, включавшую «четырех всадников и до двадцати пяти пехотинцев; послать больше было невозможно, потому что слишком многие испанцы заболели или были чересчур истощены». Они вернулись с триумфом в сопровождении примерно 300 женщин и детей, которые предложили служить конкистадорам, тем самым «выручив многих испанцев, которые не имели никакой помощи и едва могли позволить себе одежду». От этих людей испанцы также узнали, что могучий Богота находился всего в 15 км от них, в городе, также называемом Богота. Однако, добравшись туда в конце апреля, испанцы обнаружили, что великий вождь «восстал со многими знатными людьми и со всем своим золотом ушел в непроходимые горы, где ему не могут нанести никакого вреда, без больших трудов со стороны испанцев». После того как несколько отрядов безрезультатно старались его отыскать, испанцы сосредоточили свое внимание на изумрудных рудниках, которые, согласно слухам, находились неподалеку, не подозревая, что готовность муисков отвести их к рудникам, вероятно, была уловкой, чтобы препроводить их в земли главного врага Боготы, которого муиски называли Тунха. Подтвердить переданную муисками информацию о месторождениях этих драгоценных камней Хименес послал капитана Педро де Валенсуэлу. К концу мая, после шестидневного путешествия, Валенсуэла и его спутники достигли «очень высокой, лишенной растительности сьерры», расположенной примерно в 80 км от долины, которую они называли Ла-Тромпета («долина Трубы»), где «увидели, как индейцы их [изумруды] извлекали из недр земли», описав это как «необычное явление». Были действия муисков уловкой или нет, изумруды определенно существовали. Месторождения были расположены там, где «в земле попадаются жилы липкой глины, которая дает небесно-голубой цвет. Внутри этих жил и растут изумруды. Все они зарождаются настолько идеально восьмигранными, что ни один гранильщик не смог бы огранить их лучше». Некоторые изумруды находили там по отдельности, но другие залегали «гроздьями, выпирающими, как мелкий виноград, из сланцевой породы». Кроме того, с этой возвышенности открывались невероятные виды. Рудники располагались так высоко, что «раскинувшиеся внизу плоские равнины казались морем». Эти «обширные равнины», Льянос, были «чудом, да таким, каковое нигде не объявлялось»[1073].

Мы едва ли можем переоценить то волнение, которое испытал Хименес, услышав эти новости. Он сразу же решил перенести свой лагерь ближе к рудникам, до которых испанцы дошли в августе 1537 г., а затем послал Хуана де Сан-Мартина исследовать призрачные и манящие Льянос, но «выход к ним был таким сложным, что ниоткуда нельзя было туда выйти – как из-за того, что земля очень неприветливая, так и из-за многочисленных очень крупных рек, к ним ведущих»[1074]. Однако ни у кого уже не оставалось сомнений, что все их жертвы и труды не были напрасными. Как, не стесняясь гипербол, писал один из участников похода, «открытие этого Нового королевства следует считать величайшим событием, которое произошло во всех Индиях; мы не знаем ни одного другого христианского правителя или неверного, который обладал бы тем, что было открыто в этом Новом королевстве… И нигде в мире мы не знаем других рудников, равных этим рудникам»[1075]. Следуя примеру своих предшественников в Мексике и Перу, они арестовали Тунху и конфисковали его сокровища, а затем отправились грабить еще двух соседних касиков, Дуйтаму и Согамосо. Когда они вернулись в Тунху, всю добычу описали: она составила 191 294 песо чистого золота, 37 288 песо золота более низкой пробы и 1815 изумрудов[1076]. Хотя это была лишь малость по сравнению с тем, что удалось собрать в Перу, конкистадоры оценили «величие и богатство края» и вскоре уже возвращались в Боготу, полагая, что она должна быть еще богаче, учитывая ее общепризнанный